Виталий Нестеренко - Лесная неделя, или Для чего человеку ружье

Они шли по хорошо натоптанной дорожке. Похоже на тротуар — так блестит хоженая-перехоженная дорожка. Идти по ней приятно, звонко, весело, а птицы поют, вроде у них конкурс на лучшее исполнение.

Алексей сорвал ветку желтоватых, собранных в тесный букетик цветов.

— Пижма называется, знаешь? — сказал Петрович.

И еще сказал, что по-другому эти цветы называются русской рябинкой и что если их в доме поставить, то ни одной мухи не будет.

— А вообще, — сказал Петрович, — пижмой лечат чуть ли не десяток разных болезней. Хорошая растения.

Алексей понюхал цветы и сказал, что растение, честно говоря, среднего рода, а не женского. Петрович не стал спорить, усмехнулся чему-то своему, и пошли они дальше.

Лес пересвистывался, перекликался. Закричала картаво, скрипуче сорока. Алексей догадался, что это именно сорока. Белобока — так ведь ее зовут во всех детсадовских сказках: «Сорока-белобока на камушке сидела, кашку варила, деток кормила…» Сколько лет уже прошло со времен детского сада, а вспомнил…

Подивился Алексей сам себе, сказал:

— Сорока кричит!

— Она! — отозвался Петрович.

Он пошел на обход с ружьем и теперь показался Алексею похожим на партизана из фильма о войне.

— Кричит, — продолжал Петрович, немного сбавив ход. — Сигналит. Что-то случилось в нашем лесу, иначе бы не кричала. Ну-ка, потише давай, парень.

«Парень» Алексею не понравилось. Но то, что сорока сигналит о происшествии, было интересно: Алексей стал шагать медленно и осторожно, приглядываясь, как бы на что хрусткое не наступить ненароком.

— Тихо! — вполголоса сказал Петрович и остановился.

Такого Алексей не видел никогда. Ни в кино, ни в журнале «Юный натуралист» не видел, чтобы так вот, ровненькой цепочкой, через тропинку перебирались неспешно и солидно совершенно странные поросята. Продолговатые, остроморденькие, как ракеты, и будто вырядились в матросские тельняшки.

Петрович прижал палец ко рту, хотя Алексею и так было понятно, что всякий шум отменяется.

Следом за поросятами-матросами степенно, как и положено мамаше солидного семейства, прошагала сама дикая свинья, тоже продолговатая и тоже похожая на ракету.

Прошагала — и все. Вроде было — и вроде не было.

— Что примолк? — спросил довольным голосом Петрович, будто именно он и договаривался насчет этой встречи. — Видал семейку? Давно я их тут примечаю.

— Дикие? — просто так спросил Алексей.

— У нас, парень, все дикое.

— А ружье для чего у вас?

— Чтобы стрелять.

— Чего же вы не стрельнули? Они же дикие.

Петрович оглянулся на Алексея: серьезно, дескать, или в шутку сказали ему про стрельбу? Потом стал говорить, что таких вот полосатиков все меньше и меньше становится на белом свете. И надо беречь их, чтоб и другие люди могли увидеть, как ракетообразная мамаша ведет своих детишек, обряженных в тельняшки, на обед или там еще куда.

Тем временем они вышли на полянку, где сквозь деревья щедро просвечивало солнце и густо пахло чем-то конфетным.

— Это же малина! — обрадованно закричал Алексей.

Он обрадовался больше тому, что это была не покупная, не рыночная, а самая что ни на есть настоящая малина, такая душистая, подсвеченная солнцем, с серебристой, будто от мороза, пыльцой…

Они шли по нормальной, совершенно обычной земле, на которой никогда не было и, наверное, не будет асфальта и где росла трава — лечебная и простая, хотя Петрович и утверждал, что в принципе все травы лечебные.

— Дуб не часто плодоносит, — задумчиво говорил Петрович. — Но зато густо… Хорошая дерево!

— Хо-ро-ше-е! — Алексей никак не мог привыкнуть к тому, что Петрович путает средний род с женским.

— А это бересклет называется, — продолжал Петрович, будто бы и не ему сделали замечание. — Видишь, плодики какие интересные?

Помолчали. И показалось, что лес тоже помолчал немного.

— Ну, а вообще, если сказать… — Алексей давно собирался об этом спросить, только случая не было. — Если сказать вообще, лес… он для чего?

Петрович даже остановился — так его вопрос огорошил. И сразу стало слышно, как в самой глубине леса кто-то мерно и беспрестанно тюкает по дереву.

— Слышь?

Алексей кивком подтвердил, что слышит.

— Ну-ка, побе́гли!

Алексей даже не успел сказать, что нельзя говорить «побе́гли», — до того стало некогда. Бегом по тропке, петлистой, как будто ей тоже некогда дорогу выбирать, лишь бы побыстрее пробраться меж деревьев.