Рафаил Бахтамов: Властелин Окси-мира

Шло время. Мы кончили школу, поступили в Индустриальный институт. На один и тот же факультет. На механический. Химию мы и так знали неплохо. А конструированию нужно было учиться.

Нет, мы не забыли скафандр. Мы думали о нём постоянно. Но спорить против расчета было невозможно. Перекись 33-процентной концентрации не имеет преимуществ перед сжатым кислородом.

В начале 1947 года Гена встретил в журнале упоминание о 50-процентной перекиси. Потом я нашел заметку о 70-процентной. И, наконец, появилась статья, где чёрным по белому было написано, что немцы к концу войны использовали перекись водорода концентрации 80 процентов.

Уже сами по себе сообщения заслуживали всяческого внимания. Но ещё больше заинтересовал нас тон, которым теперь писали о перекиси. Тон был явно таинственный. Авторы прозрачно намекали, что о применении окисленной воды им известно такое… Короче, только совсем уж бесчувственный человек мог остаться спокойным, когда перекись – наша перекись! – из безобидной «парикмахерской» жидкости превращалась в «стратегическое сырьё»…

Эти статьи были последней каплей. Не очень глубокая чаша нашего терпения переполнилась. Мы решили действовать.

Мы смело прошли мимо часового, но перед простой, обитой клеёнкой дверью остановились в нерешительности. В коридоре было полутёмно, и всё равно надпись на медной дощечке выделялась отчётливо: «Отдел изобретений».

Не знаю, о чём думал Гена. В моём сознании почему-то мелькнули старинный велосипед с огромным передним колесом, деревянный станок времён Петра Первого, загадочного вида сооружение – должно быть, машина времени.

За дверью было тихо. Я слегка подтолкнул Гену плечом. Он не ответил. Не отрываясь, читал надпись – будто хотел запомнить каждую букву.

Я услышал шаги. Кто-то из дальнего конца коридора шёл в нашу сторону. Сейчас он подойдёт и увидит нас, с глупым видом торчащих у двери… Я рванул ручку.

Яркий свет. Две комнаты, разделённые стеклянной перегородкой, целиком заполнены солнцем. Люди, столы, чертежи на стенах – всё терялось в этом ослепительном царстве света.

– Здравствуйте, – услышал я. – Не правда ли, именно так вы хотели начать?

– Да, – машинально ответил я.

– Значит, я угадал.

Вокруг засмеялись – меня разыгрывали. Но обидеться я не успел. Человек в строгом офицерском кителе поднялся из-за стола.

– Изобретатели? Рад познакомиться. – Теперь он говорил серьёзно. – Данил Данилович Глебов. Проходите к начальнику. Прямо туда, за перегородку.

По пути я успел заметить седого, важного человека в очках (техник-конструктор Коваленко, как я узнал позднее) и двух девушек.

Начальник встретил нас так, словно пришли старые и добрые друзья, которых он заждался.

– Принесли? – спросил он радостно и, только услышав: «Да», пожал нам руки.

С тех пор я видел многих работников отделов изобретений. Среди них были, конечно, разные люди. Некоторые, например, избегали беспокойства; предпочитали изобретения простые и ясные, авторов – тихих и покладистых.

Сергей Петрович Смолин просто не мог жить спокойно. Он любил изобретения «нахальные» (это его слово), которые отрицали, ломали, ниспровергали нечто вроде бы бесспорное, вечное. Любил авторов веселых, ершистых, уверенных в себе, готовых воевать за изобретение с любыми авторитетами. «Нахальные» изобретения обычно вызывали бурю страстей, потому что за машинами стоят люди. Сергей Петрович, старый капитан, любил бури.

Маленький, полный, стремительный, он весь сиял: белоснежная улыбка, белоснежный китель, золотые шевроны капитана дальнего плавания.

– Замечательно! – восклицал он, энергично двигая стулья и усаживая нас. – Замечательно, – повторил он, и мы почувствовали, какой это в самом деле необыкновенный момент. Люди пришли в Отдел со своим первым (может быть, великим – кто знает?) изобретением…

– Данил Данилович! – крикнул он.

Вошёл майор артиллерии, взял стул и, ничего не спрашивая, сел к столу.

– Смотрим, – бросил Смолин.

Теперь он вовсе не был похож на этакого доброго дядюшку-весельчака. За столом сидел начальник Отдела изобретений.

Для этой встречи мы мобилизовали весь запас идей. Водолазный скафандр был представлен в трёх вариантах: на бертолетовой соли (поскольку, если верить книгам, она взрывается редко), на перекиси натрия и на перекиси водорода.