Бургиньоны не дремлют, стреляют непрерывно. Стрелы летят густо. Ни одна не смеет коснуться Девы. Кажется, будто, приближаясь к ней, они сворачивают в сторону. Само небо хранит ее, заслонив невидимым щитом.
Ее конь перемахнул через первый сухой ров, и перед Девой второй ров у самого подножия стены. Настоящая река. Глубокая, человека покроет с головкой. А в ширину еще раз в десять побольше. В начале месяца шли дожди, Сена поднялась, оттого и во рву так много воды.
Солдаты Девы тащат плетенки из прутьев, вязанки хвороста, кидают в ров, хотят строить переправу. Течение все уносит.
Дева древком своего знамени нащупывает место, где способней будет переправиться. Рядом со мной арбалетчик нацеливается на Деву. Целься, целься! Твоя стрела на лету повернется в воздухе и тебя же поразит.
Он все еще целится. Стрела летит и поражает Деву в бедро. Она падает. Ее поднимают, хотят унести. По ее движениям видно, что ее уносят против воли. Она взмахивает своим знаменем, будто приказывает продолжать приступ.
Ее унесли. Ее войско отступает вслед за ней. Почему они ее не послушались! Если бы они продолжали сражаться, еще небольшое усилие — они взяли бы город. Мы так твердо в это верили.
Спускаются сумерки, и наступает ночь. Люди нехотя уходят со стены. В темноте я слышу тихие голоса:
— Уж ей не вернуться. С той стороны города был у нее мост из лодок переброшен через Сену, мост, по которому она снова могла бы пойти на приступ. Лодки рассеяли по приказу ее короля.
И чей-то шёпот:
— Предательство!
Глава третья
ГОВОРИТ
ГИЛЬОМ
ДЕ ФЛАВИ
Я — капитан Гильом де Флави.
Компьен открыл нам свои ворота, и мы торжественно вступаем в город.
Впереди, рядом с королем, Жанна в позолоченных латах, в парчовой тунике на великолепном скакуне. За ними придворная знать, и, наконец, мы — капитаны со своими компаниями.
Народ обезумел. Люди теснятся прямо под ноги коням, застилают мостовую своими одеждами и усыпают ее цветами. Но я замечаю, что все глаза устремлены на Жанну и все руки протянуты только к ней. Я вспоминаю слова Ла-Тремуйя: «Она больше властелин, чем сам король».
Целую неделю продолжаются пиры и торжества, а затем Жанна отправляется осаждать Париж. Но я обращаю внимание на то, что за ней следуют только ее ближайшие соратники со своими солдатами — герцог Алансон и некоторые другие, преданные ей. И я узнаю, что она уже не является главнокомандующим и королевские войска уже не подчинены ей.
Об этом следует поразмыслить.
Вскоре король тоже собрался покинуть Компьен, и перед отъездом Ла-Тремуй вызывает меня к себе и говорит:
— Мой милый Флави, о вас отзываются, как о многообещающем молодом капитане. Хвалят вашу смелость и прозорливость.
Я кланяюсь и благодарю. Ла-Тремуй продолжает:
— Король по своей милости отдал мне Компьен, чтобы я управлял им. Но за множеством дел и забот я не могу постоянно пребывать в одном городе. Я назначаю вас своим заместителем.
Я кланяюсь и говорю:
— Надеюсь оправдать оказанное мне доверие.
— Я тоже надеюсь,— говорит он.
Потом он молчит, жует губами и вдруг говорит:
— Какое у вас странное лицо. Неподвижное. Невозможно прочесть ваши мысли. Как будто вы идете по жизни с вечно опущенным забралом.
— Я ваш покорный слуга,— отвечаю я.— У меня одна мысль, как лучше угодить вам.
Он говорит:
— Oт вашего поведения зависит ваша будущность,— и отпускает меня.
Вскоре затем король со всем своим двором уезжает, и я остаюсь господином Компьена.
О прекрасный, знаменитый город! На севере он важнейшая крепость, ключ к обладанию страной, более важный чем Орлеан на юге. Хотя их укрепления построены по одному плану и приблизительно одних размеров, но Компьен важней, потому что через него, по его мосту на Оазе, идет дорога к северным владениям англичан и теперь этот путь перерезан. Для англичан эта потеря более чувствительна, чем если бы они проиграли все сражения целого года. Безусловно, они попытаются всеми средствами вновь овладеть им. Но я его не отдам. О нет!
Через несколько дней я получаю приказ Ла-Тремуйя сдать город бургундскому герцогу.
О нет, не так быстро!
Я не мальчишка, чтобы дали мне на недолгий срок поиграть в коменданты Компьена, а потом отняли бы игрушку и я бы послушно отдал ее. Хитрец Ла-Тремуй ведет тонкие счёты с бургиньонами, но теперь это не мои счёты и не моя выгода. И теперь доверие компьенцев мне важней, чем ваше доверие, мой сиятельный господин и благодетель, одной рукой дающий, а другой отнимающий обратно. От моих действий зависит моя будущность? Так будем же действовать осмотрительно.
Читать дальше