Наталия Лойко - Женька-Наоборот

Женя уматываться не хотел. Насчет чьей-то фантазии имел определенное мнение. Анатолий ему сказал: «Тут другая причина…» А Жене ясно — всему виной Ларка Звонкова. Эта глазастая и про мыльную воду врала не сморгнув.

— Придумалось, — проворчала с обидой мать. — Именно про меня. Про ту, которая вместе с отцом готова себя ради вас до смерти загнать.

— Ради нас? — заорал Женя. — Но нам же этого вовсе не надо!

Однако брат, вместо того чтобы его поддержать, снова подал знак: «Уходи!» Напялил на себя клеенчатый фартук и произнес:

— Давай, мама, я тебе помогу. Хорошо?

Пока он складывал в таз тарелки, Женя сдернул с крюка кухонное полотенце.

— Мое рождение, мне и возиться с посудой!

— А что? — проговорил Анатолий. — Пожалуй, он прав.

Но мама замахала руками:

— Ни в коем случае! Такой дорогой сервиз…

Женя швырнул полотенце на стул, но попал почему-то в селедочницу, полную хвостов и голов.

— Эх, возьму да просто так посижу!.. — Он скрестил на груди свои руки-крюки и возвел глаза к потолку. — Вот здо́рово! Все работают, ты отдыхаешь…

Журчала вода. Позвякивали тарелки, бережно ополаскиваемые дочерна загорелыми мускулистыми ручищами. Ни брат, ни тем более мать не желали замечать Жениного свиста: «Трам-та-та-там…» Мама, уже не сердитая, вытирала посуду, сто раз в минуту признаваясь старшему сыну, любимчику, тому, кому она доверяла дорогие тарелки, как соскучилась без него. Говорила о том, с какой радостью завтра покажет ему новый дом в прибранном, настоящем виде.

— Сам удивишься, какая у нас краса!

Ага! При слове «краса» Анатолий не выдержал — покосился на Женю. Это словечко смешило братьев с детских времен. У их соседки, у бабки Клани, по прозвищу «Афанасьиха», многое в доме служило исключительно «для красы», даже единственная кровать, убранная белоснежными кружевами. Спала бабка на сундуке, внучки — на стульях. Вчетвером в одной комнатенке. В зальце старались не заходить. Издали любовались картиной, купленной на базаре, и громадной головой араба в красной чалме. Столик на гнутых тоненьких ножках, держащий эту чернокожую голову, тоже был «для красы». Вечно озабоченные, неулыбчатые бабкины внучки, играя в дочки-матери, тащили в свой кособокий шалашик, устроенный под окном, мусор со всех дворов. Только и слышалось: «Этот осколышек у нас для чего?» — «Как для чего — для красы!»

Анатолий подмигнул Жене:

— Думаешь, мама, там у меня мало красы?

Это он козырнул своей Шебелинкой. Теперь Женя ни в коем случае не должен был мешать завязавшемуся разговору. Теперь уже цель близка…

Река Донец — красотища! Лес — триста шагов от поселка — невиданная краса. Цветы благоухают не только вокруг «елок» и операторских будок, а даже в самих будках: бригада Толика затеяла конкурс на лучшее рабочее место. А молодежное общежитие? Чья комната получила приз за чистоту и порядок?

Жене надо послушаться Толика и уйти спать. Старший брат знает, чем воздействовать на несознательных матерей: краса, красота, красотища! Насчет временных трудностей и неполадок женщинам ни к чему сообщать. Насчет зарева над Шебелинкой — тем более! Есть вопросы, к которым надо подходить по-мужски.

— Ладно, согласен на боковую, — буркнул Женя, поднимаясь со стула.

В ванной комнате до его ушей донеслось:

— Я ведь не только оператор. Я ведь смежную специальность освоил — слесаря по ремонту КИПа. — Прозвучало это очень солидно.

«Контрольно-измерительных приборов»! — хотел было пояснить Женя, быстро высунувшийся из двери. И пояснил бы, да рот был забит зубным порошком и щеткой. Завидную специальность слесаря по ремонту КИПа Женя как риз собирался освоить на промысле. Плохо ли? Стать настоящим слесарем и сообщить об этом в письме к Савелию Матвеевичу.

А Савелий Матвеевич, вполне возможно, передаст эту новость кое-кому, кто бывает в его мастерских. Хотя бы одной любительнице набивать холщовые метки разной бросовой мелочью. Иногда мошки, иногда сумки и ярких горохах…

После светлой кафельной панной Женя попал в коридор, темный, как подземелье. Да еще «добавок там какой-то неряха насовал под вешалку кучу всякого барахла. Налетев на что-то, еле сдержав крик, Женя подскочил к выключателю. Под вешалкой оказалось вовсе не барахло, а рюкзак. Роскошный рюкзак с кожаной оторочкой, с которым Толик уезжал в Шебелинку.

Однако рюкзак, даже туго набитый, даже брошенный где попало, не способен перебить человеку ноги. А у Жени чуть ли не перелом нижней конечности. Левая берцовая кость в результате внешнего воздействия получила травму (так бы выразилась Таня Звонкова, Женя скажет проще — ушиб).