Василий Голышкин - Улица становится нашей

Ленька не успевает ответить.

— Тш-ш-ш!.. — шипит на него Воронок и припадает к щели. В комнате начинают собираться люди.

Входит кто-то черный, длинный, как кочерга, и садится спиной к чулану. Вползает «непомнящая» бабушка Лиза, прозванная так потому, что на все расспросы ребят неизменно отвечает:

«Не помню, внучек, не помню…»

Вкатывает свой живот продавец «мяса-рыбы» Борис Евлампиевич, по-уличному Борис Лампович. Мелькают еще какие-то лица, и, наконец, глаз Воронка выуживает тоненькую, как спичка, фигурку Феди Пустошкина. Федя усаживается возле своей бабки и сейчас же начинает перекатывать что-то во рту. Щеки у него поочередно раздуваются.

«Ириски», — догадывается Ленька.

Наконец все уселись. Все, кроме бородатого. Он, наоборот, когда все другие уселись, встал и вышел на середину комнаты. Голова его попала в луч света, и Воронок очень удивился, что спереди, на подбородке, и сзади, на затылке лысой головы, у него торчало по совершенно одинаковому пучку седых волос.

«Двухбородый, — определил Воронок. — Интересно, что он им скажет?»

Двухбородый закатил глаза и голосом неожиданно звонким для его тщедушной фигуры зарокотал:

— Пошлет сын человеческий ангелов своих, и соберут из царства его все соблазны и делающих беззаконие и ввергнут их в печь огненную: там будет плач и скрежет зубовный…

Передохнул. Откашлялся. Пригрозил еще какими-то казнями роду человеческому и, вытянув худую, как у петуха, шею, пропел:

— Аминь!

Бам! Чертов таз, который боднул в темноте Ленька, гудит, как колокол. Старушки суеверно молятся. Суматоха подозрительно косится на чулан. Но звук не повторяется, и она успокаивается.

— Аминь… — подхватывает Суматоха пронзительным, как сквозняк, голосом.

И все собрание невольно тянет:

— Аминь…

Двухбородый, кажется, ничего не заметил. Он, как дирижер в опере, поднимает руки и начинает тихонько напевать:

Молящиеся тихо откашливаются, готовясь подхватить священный напев, но их опережает Федя Пустошкин…

Тут необходимо сделать маленькое отступление.

У Моисея Ивановича, учителя пения, была песня, которую он дарил всем поколениям школьников, постигавшим под его руководством азы музыкальной науки. Это песня о Конной армии. Моисей Иванович был трубачом Первой конной армии, и песня была дорога ему, как память о минувших походах.

Лихая, удалая песня дедов пришлась по душе внукам, и стоило, бывало, Моисею Ивановичу дребезжащим голоском подсказать: «С неба полуденного жара не подступи…» — как сильные, звонкие голоса его учеников, мальчишек и девчонок, тотчас подхватывали: «Конная Буденного раскинулась в степи…»

Услышав знакомый мотив, приспособленный баптистами для выражения своих религиозных чувств, Федя Пустошкин сплюнул в руку недожеванную ириску и понес:

На мгновение в комнате воцаряется тишина.

— Чей отрок озорует? — гремит Двухбородый.

— Мой, батюшка, мой. Мал еще…

Кланяясь Двухбородому, Авдотья Поликарповна одновременно отвешивает увесистые подзатыльники внуку. На помощь ей спешит Борис Лампович.

— Брат Аполлинарий, — уговаривает он Двухбородого, — гражданин Тищенко…

Воронок как ужаленный отскакивает от щели. Странное беспокойство охватывает его, когда он слышит имя Аполлинария Тищенко. Если не врут Воронковы глаза и уши, он уже слышал это имя и видел его начертанным на клочке бумаги. Но где и когда? Наконец Воронок вспомнил…

Отряд имени Гагарина готовился к сбору. Не потому, что это позарез необходимо, а потому что подошел срок: сбор полагалось проводить раз в месяц.

«Сборы» для проведения выдавал Дом пионеров.

— Нам нужен «сбор», — говорили ребята, явившись в кабинет пионерской работы.

— Пожалуйста, — отвечала заведующая кабинетом, приветливая Алла Григорьевна и раскидывала перед ребятами разноцветные тетради с описанием разных сборов. — Вот очень хороший «сбор», — расхваливала она свои разработки, — «Железными резервами мы выросли везде». Или вот, еще лучше: «Мы кузнецы, и дух наш молод…»

Это были очень удобные «сборы». Разбил текст на голоса — и валяй, проводи. Один одно скажет, по-писаному, другой другое, третий первого дополнит, а в заключение все вместе грянут песню «Железными резервами мы выросли везде. Клянемся — будем первыми в бою, в строю, в труде…»