Дней пять назад я присутствовал при разговоре дяди с другим судебным приставом и слышал, как дядя советовал своему приятелю довести дело «до крайности». Хотя я еще не подозревал всей правды, которую понял позднее, то есть что кредитором Рафарена был сам дядюшка, его странное поведение показалось мне подозрительным. Я почувствовал, что, даже рискуя вызвать неудовольствие дяди, должен помочь несчастному подрядчику, и решил вмешаться в это дело. Когда дядя в десятый раз повторил: «Если бы у меня были деньги, я бы вам, конечно, заплатил», — я громко сказал:
— Деньги есть, я сегодня получил.
Едва я произнес эти слова, как дядя под столом так сильно стукнул меня ногой, что я покачнулся и, чуть не слетев со стула, ударился лицом об стол.
— Что с тобой, Мой мальчик? — спросил дядя, вставая.
Затем подошел ко мне и изо всех сил ущипнул меня за руку.
— До чего неловок этот дурачок! — продолжал он, обращаясь к Рафарену.
Рафарен не видел, как дядя ударил меня ногой и как ущипнул за руку, а потому глядел на меня с большим удивлением. Он решил, что дядя просто ищет предлога, чтобы переменить разговор, и вновь обратился к беспокоившему его вопросу.
— Если деньги у вас есть, то… — начал он. Я был возмущен до глубины души.
— Вот деньги! — закричал я и вытащил банковые билеты из того ящика, где они лежали.
Оба разом потянулись за ними, но дядя был проворнее Рафарена и выхватил пачку денег из моих рук.
— Послушайте, Рафарен, — сказал он, немного помолчав. — Я хочу сделать для вас все, что в моих силах, и доказать, что я честнее и великодушнее, чем обо мне говорят. Здесь три тысячи франков, я должен был получить их завтра и уплатить долг чести. Если я не заплачу, — а теперь я не смогу этого сделать, так как такой суммы к завтрашнему дню, конечно, не достану, — я буду обесчещен. И все же я их вам отдаю. Пишите расписку в том, что получили от меня нее сполна, и денежки ваши.
Я думал, что Рафарен, не помня себя от радости, бросится на шею дяде, который оказался вовсе не таким скверным, как можно было подумать, но ничего подобного не случилось.
— Сполна?! — воскликнул он. — Но ведь вы должны мне по счету больше четырех тысяч франков!
— Ну так что же?
— А вы снизили все расценки и уменьшили счет до трех тысяч. Эх, господин Кальбри!
— Стало быть, вы не желаете получить эти три тысячи? Премного вам благодарен, мой милый, они мне очень пригодятся. Я ведь только хотел выручить вас.
Рафарен снова начал все объяснять и просить дядю, но, видя, что тот неумолим, взял счет и расписался на нем.
— Давайте деньги, — сказал он глухим голосом.
— Получите, — ответил дядя.
Мастер встал и, надевая шапку, сказал:
— Господин Кальбри, уж лучше оставаться бедняком, как я, чем богатеть таким путем, как вы.
Дядя позеленел, губы у него задрожали, но он быстро овладел собой и насмешливо ответил:
— Кому что нравится.
Потом, улыбаясь, точно Рафарен был его лучшим другом, он проводил мастера до самого выхода.
Но, как только дверь за ним захлопнулась, выражение дядиного лица сразу изменилось, и не успел я сообразить, в чем дело, как получил такую пощечину, что свалился со стула на пол.
— Теперь я разделаюсь с тобой! — заорал он. — Я уверен, что ты заговорил о деньгах нарочно, негодяй! Ты прекрасно знал, что делал.
Мне было страшно больно, но я не лишился сознания и жаждал отомстить своему мучителю.
— Да, нарочно, — ответил я.
Дядя хотел броситься на меня, но я понял его намерение, юркнул под стол и выскочил с другой стороны, так что стол оказался между нами.
Увидев, что я от него ускользнул, дядя в ярости схватил со стола огромный том свода законов и с размаху запустил им в меня. Я кубарем покатился по земле, стукнулся головой о какой-то угол, почти лишился чувств и не мог сразу подняться.
Я привстал, держась за стену и обливаясь кровью, но дядя спокойно смотрел на меня и не сделал ни одного движения, чтобы мне помочь.
— Ступай умойся, паршивец, — сказал он, — и запомни хорошенько, что значит вмешиваться в мои дела! Если ты попробуешь сунуть в них свой нос еще раз, я тебя убью!
— Я хочу уехать.
— Куда это?
— К маме.
— Вот как? Ну так успокойся — никуда ты не поедешь! Не забудь, что ты обязан прослужить у меня пять лет, а я вовсе не желаю отказываться от своих прав. «Хочу к маме, хочу к маме, хочу к маме!» Дуралей ты эдакий!
Читать дальше