Север Гансовский - В рядах борцов

Он не прошел и десяти шагов, как понял, что если не поднимет мешок на спину, то не сможет добраться до лагеря. Тогда Томми попробовал забросить мешок на спину. Но груз был слишком тяжел: покачнувшись, мальчик чуть не упал.

Томми присел на дорогу и задумался. Потом вынул из кармана веревку и разрезал ее пополам. Одним куском он крепко затянул верх мешка. Затем, ровно распределив груз на две части и перевязав мешок посредине, мальчик подлез под него и с усилием встал на ноги. Нести картофель таким способом было удобнее и не так тяжело.

Томми прошел, наверно, с полкилометра, когда почувствовал, что страшно устал. Правое плечо, на котором он нес мешок, начало болеть.

Несмотря на прохладную ночь, ему было жарко, и пот струился по лицу. Свешивающийся впереди мешок давил на грудь, стало трудно дышать. Плечо болело всё сильнее. Томми решил отдохнуть.

Мальчик сошел с дороги, сбросил мешок на землю и растянулся возле него. Плечо гудело от усталости. Лежать было необыкновенно приятно.

Томми пролежал минут десять, наслаждаясь отдыхом и глядя в небо. Потом снова подлез под мешок, взял его на другое плечо и двинулся дальше.

Теперь он шел медленнее. Казалось, мешок тяжелел с каждым шагом. А Томми думал о том, как принесет картофель в лагерь, как соберутся люди и все будут рады. Они снова будут сидеть у костра, есть горячие картофелины и разговаривать.

Меньше чем через километр мальчик опять вынужден был отдохнуть. Потом, пройдя метров триста, полежал еще раз. Он начал считать шаги. Плечи и спина болели нестерпимо. Руками Томми старался отталкивать мешок от груди, чтобы легче было дышать, но и руки тоже устали. Он весь вспотел и покрылся пылью.

С каждым шагом итти было всё тяжелее.

Теперь мальчик уже не думал о том, что скажут в лагере. Всё исчезло, осталась только одна мысль — донести мешок. Больше всего ему хотелось лечь и лежать неподвижно, но Томми знал, что надо торопиться. Небо на востоке начало светлеть.

Голова у Томми кружилась от усталости, в горле пересохло. Мальчику стало казаться, что он никогда не дойдет до лагеря. Он шел, падал, поднимался и снова шел.

Лагерь показался, когда мальчик уже решил, что ему не донести мешка. Слева, в лощине, возле погашенных костров спали, скорчившись, люди.

Напрягая последние силы, Томми спустился вниз, подошел к отцу, осторожно опустил мешок на землю и сам свалился рядом с ним.

Он победил! Он донес мешок! Мальчик прижался к отцу и заснул крепким, без сновидений сном.

Когда он проснулся, солнце стояло высоко в небе. Все уже встали. Мать умывала Розу возле ручья. Отец стоял с несколькими мужчинами. Они смотрели на что-то, лежавшее на земле.

«Мой картофель», — подумал Томми и встал. Спина, плечи, руки — всё болело нестерпимо. Но мальчик был счастлив. Он, маленький и слабый, принес этим людям пищу.

Широко улыбаясь, Томми зашагал к мужчинам.

— Папа! — закричал он. — Я его не украл, мне дали.

Мужчины повернулись к мальчику. На земле лежал его мешок, но картофель…

Томми не верил своим глазам. Клубни были странного синего цвета, покрытые какой-то слизью.

— Папа, что это? — спросил в ужасе Томми.

— Они отравили картофель, сынок, — ответил отец. — Облили какой-то жидкостью, чтобы нельзя было есть.

Томми нагнулся и взял одну картофелину в руки. Она расползлась синеватой, противной на ощупь массой. Только самая сердцевина была еще крепкой, но и она уже окрасилась в синий цвет.

— Это, наверно, стоило не мало денег — отравить столько картофеля, — сказал черноволосый.

— Папа, зачем они это сделали?

— Сейчас стоит низкая цена на картофель, — ответил за отца тот, кто называл себя коммунистом. — Нет покупателей, вот хозяева и отравили его, чтобы не досталось людям.

— Значит, этот картофель нельзя есть? — спросил Томми дрожащим голосом.

— Нельзя, — ответил черноволосый. — Я знаю эту штуку. Так часто делают, когда хотят поднять цены.

Томми повернулся и пошел в сторону. Всё было напрасно: и страх, и усталость, и труды целой ночи. Им опять нечего есть. Мальчик лег на траву лицом к земле. Рыдания сотрясали его маленькое тело.

Мужчины подошли к Томми и сели кругом.

— Не ночью надо брать, — сказал коммунист. — И не просить. Открыто прийти и взять то, что принадлежит народу.

— И мы возьмем! — воскликнул отец поднимаясь. — Клянусь, мы сделаем так, как сделали рабочие в России!

Собаки жили во дворе, в сарае. Их было пять-шесть, а иногда и десять. Ухаживал за ними Тони — тщедушный, маленького роста, одиннадцатилетний мальчик с торчавшими во все стороны черными волосами. Руки у него всегда были красные и потрескавшиеся, потому что с утра до ночи он возился в доме и во дворе: колол дрова, носил воду, убирал в комнатах, чистил собачьи клетки. Собак он боялся и не любил. Но еще больше Тони боялся своего хозяина.