Станислав Востоков - Дзын

Вот в этот-то момент и вошла фигура, окутанная оранжевой материей, словно пламенем костра — Костя Крыжовников.

Однако душевного настроя слесаря она не изменила.

Мастер дружески плюнул в пол, да так ловко, что попал в первый свой плевок.

— Обед! — крикнул он Косте и с железным хрустом откусил огурец.

Видать и внутри-то Златорукий был весь из железа.

Кричал он потому, что собственного голоса почти не слышал и думал, что разговаривает обычно, как все люди.

Чтоб не отвлекать мастера от еды, Крыжовников подошел к станку и стал вспоминать, где на нем чего включается, и что как двигается.

Увидев, что тракторный вал надо бы малость подточить, Костя надел очки и нажал на красную кнопку, под которой имелось другое сильное слово: "Пуск".

Деталь завертелась, набирая обороты. Костя медленно подвел к ней резец, и вал завизжал от страха резким металлическим голосом. Страшной силы звук прошиб даже мохнатые уши слесарской шапки и разогнал сырные мысли Златорукого. Но Костя-то, конечно, сказал про себя дзэнское странное слово "Авалокитешвара", и в голове его получилось ясная, пустая тишина. Какая бывает только в зимнем лесу.

Вот уже первая стружка, гнутая как березовая береста, слетела со станка, но тут чей-то палец снова уперся в кнопку. В ту, что имела черный, останавливающий цвет. Палец принадлежал Златорукому.

— Уши береги, — посоветовал мастер. — Оглохнешь.

И Златорукий наклонил свою голову к груди Крыжовникова, будто вслушиваясь в сердце бьющееся изнутри Кости. Так он предлагал Косте снять с себя шапку с ушами и надеть тому на голову. Сам он этого сделать, понятно, не мог, по причине огурца и бутерброда с сыром, которые к этому моменту в своих размерах сильно поубавились.

— Дак мне она ни к чему, — улыбнулся Костя. — У меня-то в голове всегда тишина.

— А мысли? — рассуждал Златорукий. — Мысли же! Значит, какая же тишина?

Тут Костя снял с шапку с головы Златорукого, приблизил к нему свою и со всей мощи крикнул в ушную раковину слесаря:

— А-а-а!!!

Что-то хрустнуло в черепе мастера. Нечеловеческий силы крик потряс его ушные перепонки, отозвался в самых дальних закоулках тела и, наконец, затих где-то в кирзовых сапогах. Затем наступило полное, абсолютное безмолвие, которое долго не тревожила ни одна мысль.

— Вот примерно такая, — объяснил Костя и нажал на станковую кнопку, покрытую красным запускающим цветом.

На следующий день киотский монах Костя Крыжовников продолжил приобщение жителей села Чушки к религиозному учению дзэн.

Хотя этот следующий день и был субботой, в которую среди русских людей работать не принято, Костя не собирался сидеть, сложа руки. Сложа руки, он ходил по улице Широкой. Только сложены они были особым дзэнским образом, бутоном. Недалеко от сельсовета Крыжовников увидел заграждение из различного размера плашек, балок и сломанных плинтусов. Видимо, на слом пустили сарай, который раньше располагался неподалеку от сельсовета.

— Жалко голубятню! — загрустил Костя.

Ведь, раньше в сарае имелась голубятня. Да, видимо, потом она совсем одряхлела.

— А что, — подумал Костя, — не построить ли из этих палок чего?

Он взял две самые большие доски и поставил их огромной буквой "Л".

Однако гигантская буква шаталась от ветра и норовила упасть. Тогда Костя подпер ее деталью бывшего дверного косяка, и буква "Л" превратилась в гигантский треножник.

Мимо шел однорукий почтальон Кадыков. Правый рукав его почтальонской куртки был заправлен в карман, и казалось, что рука в нем все-таки есть, только он Кадыков ее все время отчего-то держит в кармане. На его правом плече имелась сумка, из которой выглядывала свернутая в трубку пачка газет.

Он задумчиво остановился возле деревянного треножника.

— Вигвам делаешь? — поинтересовался Кадыков. — Индейское народное жилище?

— Не, — ответил Костя, подтаскивая бревно к постройке, которая, как оказалось, не была индейским вигвамом.

Почтальон присел на случившуюся рядом чурку и принялся размышлять, чего-ж этот Крыжовников строит. Не шалаш ли?

— Да не шалаш ли? — спросил почтальон.

— Не, — объяснил Костя, — не шалаш.

Почтальон так задумался, что стал даже качать одной ногой. Словно подкачивал из земли в голову мысли. Но, видимо, мысли шли слабо.

Он достал из сумки газету "Труд" и стал бродить по ней глазами, пытаясь найти что-то похожее на творение Крыжовникова.