Евгений Шварц - Наш завод

Я к нему. Кричу:

«Папаня! Папаня!»

А он не отвечает.

И тут узнаю я вдруг, что это не папаня, а друг его и товарищ Яков Иванович Ломов.

Я ему говорю:

«Здравствуйте, дядя Яша!»

А он не отвечает.

Я говорю:

«Дядя Яша! Это я! Лена! Вы меня не узнали?»

Молчит.

Я говорю:

«Дядя Яша! Вы на меня сердитесь?»

А он только рукою отмахнулся и вздохнул.

Открыл он калитку, поднялся на крыльцо и стал ноги вытирать. Вытирает, всё вытирает, а в дом не идёт. Как будто боится к нам войти.

И вдруг я поняла: беда случилась! С плохими вестями пришёл дядя Яша.

Распахнул он дверь наконец — и в дом. Я за ним. Дрожу вся.

Мама поднялась дяде Яше навстречу.

А он шапку снял, а «здравствуйте» не говорит.

Уставился в пол. Молчит.

Мама поглядела на него, потом на меня, вся побледнела вдруг и спрашивает: «Он помер?»

«Что ты, что ты! — закричал дядя Яша. — Нет, нет! Живой!»

А потом добавил тихо:

«Ушибло его сильно. Колесо задело. Сколько раз просили мы сетку возле колеса установить — отказывают хозяева. Расход лишний. Дрожат, проклятые, трясутся над каждой своей копейкой. Одним рабочим меньше, одним больше — это им не расчёт. Народу хватит».

Мама полушубок накинула, шалью повязалась.

«Бежим! — говорит. — Он в больнице?»

«В больнице».

Пошли они быстро, и вдруг у самой двери Яков Иванович задержался. И поманил меня к себе. Я подошла.

А он достал из кармана пряник. Вижу его перед собою, как сейчас: большой пряник, фигурный. Человек на коне. Человек и конь — коричневые, а поводья, седло, стремена — белые. Сахаром облитые.

Достал дядя Яша пряник, подал мне и говорит: «От отца подарок. К рожденью. Он этот пряник по дороге на завод купил. Всё беспокоился, что забуду его отдать. Бери скорее».

Мать шалью лицо прикрыла, чтобы я не увидела её слёз, опустила голову низко — и в дверь. Дядя Яша — следом. И осталась я дома одна.

Села за стол, поближе к лампе.

Тоскую.

Так тихо у нас в доме, так пусто! Некого мне больше сегодня ждать.

Вот тебе и рождение!

И заплакала я. Так заплакала горько, как тебе, внучек, никогда не придётся. И плакала я, всё плакала, пока не уснула.

Просыпаюсь — рассвет за окном. В лампе синий огонёк над фитилём прыгает — кончился керосин. А мама ещё не вернулась.

Вскочила я, лампу задула, помылась, прибрала в комнате, печку растопила.

А пряник поставила на подоконник, прислонила к стеклу. Работаю и посматриваю на отцовский подарок.

Как вчера мы с мамой пообедали, так с тех пор я и не ела ничего.

Подошла я к окошку, взяла пряник.

Сейчас, думаю, поводья белые, сахарные, отломаю.

И не отломила.

Вот что я сделала.

Забралась я на табуретку и достала со шкафа картонную коробку. Хранились у меня в этой коробке все богатства: лоскутки разноцветные, картинки, глиняный петушок, серебряные бумажки из-под конфет. Разобрала я всё это добро и уложила заветный пряник на самое донышко.

Решила я твёрдо: нельзя! Пока не вернётся отец из больницы, не трону я его подарок. И не тронула. А нам трудно пришлось, пока отец хворал, очень трудно, внучек! Тогда кому до нас было дело? Хозяину? У него один был закон: работай на меня. А заболел — живи, как знаешь. Вот мы и жили. Случались дни — сухой корки дома нет. Вспомнишь пряник в такие дни — и сами руки к коробке тянутся. Так и толкает тебя: лезь на шкаф, снимай коробку, доставай отцовский подарок! Раза два я так и делала. Достану коробку, взгляну на пряник — и обратно уложу. Сберегла я его до отцова возвращения.

И вот уж весна пришла. Вечера стали светлые. Стою я в один такой вечер за воротами, жду маму. Ушла она в больницу — отца проведать. И вот, вижу, возвращается мама весёлая, даже ростом как будто повыше стала.

А рядом с ней кто идёт, прихрамывает?

Ой, люди добрые, да ведь это он, он, отец!..

И тут бабушка опустила голову, прикрыла шалью лицо и замолчала.

И Ваня молчал. Только поглядывал на бабушку. И наконец бабушка сказала:

— Вот тебе и всё, внучек.

— А пряник? — воскликнул Ваня.

Бабушка улыбнулась:

— Вернулся, значит, мой папаня из больницы. И утром на другой день вышел он во двор — погреться на весеннем солнышке. Я возле верчусь. То помогу ему трубку раскурить — уголёк принесу из печки, то шаль притащу — ноги ему укрою. А он только посмеивается, радуется, что домой вернулся. И вспомнил отец про свой подарок, спросил, понравился ли мне пряник.