Роальд Даль - Мальчик. Рассказы о детстве

Наставник.В чем дело?

Мальчик.Простите, сэр, нельзя ли мне выйти в уборную?

Наставник.Разумеется, нет. Перед занятиями надо было сходить.

Мальчик.Но, сэр… Простите, пожалуйста, сэр… Тогда мне не хотелось…

Наставник.А кто же виноват? Займитесь работой!

Мальчик.Но, сэр… Ох, не могу я, сэр… Пожалуйста, разрешите мне выйти…

Наставник.Еще одно слово, и у вас будут неприятности.

Естественно, неприятности случились: несчастный мальчик испачкал себе штаны, и это привело его потом наверху к бурным объяснениям с экономкой.

Второй раз, как я точно помню, такое случилось в летнюю четверть, а мальчика, который поднял руку, звали Брейтвейт. Помнится мне еще, что дежурным наставником вроде бы был тогда капитан Хардкасл, но клятвенно ручаться за это я не стану. Беседа протекала примерно следующим образом:

Наставник.Да, в чем дело?

Брейтвейт.Простите, сэр, оса влетела в окно и ужалила меня в губу. Губа теперь вспухла.

Наставник.Что?

Брейтвейт.Оса, сэр.

Наставник.Мальчик, я плохо вас слышу! Что там через окно?

Брейтвейт.Мне трудно говорить, сэр, губа раздулась.

Наставник.А из-за чего это она у вас раздулась? Уж не стараетесь ли вы повеселить товарищей?

Брейтвейт.Нет, сэр! Честное слово, я правду говорю, сэр.

Наставник.Говорите отчетливо, мальчик! Что случилось с вами?

Брейтвейт.Я вам уже говорил, сэр. Меня ужалила оса, сэр. Губа у меня распухла. Ужасно болит.

Наставник.Ужасно болит? Что ужасно болит?

Брейтвейт.Губа, сэр. Раздувается все больше и больше.

Наставник.Какое у вас домашнее задание сегодня?

Брейтвейт.Французские глаголы, сэр. Надо их написать.

Наставник.А вы что, губой пишете?

Брейтвейт.Нет, сэр, конечно, нет, но видите ли…

Наставник.Все, что я вижу, так это то, что вы подняли адский шум и отвлекаете всех остальных. Займитесь-ка своей работой.

Крутые они были, эти наставники, ни за что промашки не допустят, и если хочешь выжить, самому надо быть ой каким крутым.

До меня очередь дошла, как я уже говорил, когда шла вторая четверть, и снова за домашние задания отвечал капитан Хардкасл. А надо вам знать, что во время приготовления домашнего задания каждый мальчик в зале сидел за отдельным деревянным столом. Стол этот был обычной школьной партой с наклонным верхом, и еще там имелась узкая доска с углублением для ручки и небольшим отверстием справа для чернильницы. Перья у ручек, которыми мы писали, были съемными, и нужно было макать такое перо в чернильницу каждые шесть-семь секунд, чтобы оно писало. Шариковых авторучек тогда еще не придумали, а чернильными авторучками писать нам запрещали. Перья же, которыми мы писали, часто ломались, и потому почти у всякого мальчика при себе был запас — несколько перышек в коробочке, которая лежала в брючном кармане.

Работа над домашними заданиями была в разгаре. Капитан Хардкасл восседал перед нами, пощипывая свой оранжевый ус, дергая головой и урча под нос. Его глаза буравили собравшихся, выискивая непорядок. Если и слышались какие-то звуки, то разве лишь пофыркивания самого капитана, да еще шуршание бумаги и тихий скрип перьев. Изредка раздавалось негромкое, но пронзительное «пинь!» — это означало, что какой-то школьник слишком уж глубоко обмакнул перо в маленькую чернильницу из белого фарфора.

Катастрофа разразилась, когда я как дурак воткнул кончик своего пера в столешницу парты. Перо сломалось. Я знал, что запасного перышка у меня в кармане нет, но если сдать незаконченную работу, то никаким сломанным пером оправдаться бы не удалось. В тот день в качестве задания мы писали сочинение, а тема была такая: «История жизни одного Пенса» (это сочинение про мелкую монетку, оно до сих пор хранится в моем архиве). Начало у меня получилось очень складным, и все шло просто замечательно, как вдруг сломалось это самое перышко. До конца часа оставалось еще минимум полчаса, и не мог же я просидеть все это время ничего не делая. Поднять руку, чтобы сообщить капитану Хардкаслу о своем несчастье, я тоже не мог. Боялся, страшно было. И самое обидное, я в самом деле хотел дописать это сочинение. Я уж точно знал, что должно было случиться с моим пенсом на следующих двух страницах, и мне казалось невыносимым оставлять все это недорассказанным.