Однажды ночью опять началась гроза, и нашему Марселино, который то дрожал от страха, то вспоминал своего друга с чердака, пришлось гораздо тяжелее, чем всегда. Он чуть было не решился пойти наверх, несмотря на страх и молнии, чтобы укрыть Господа одеялом, — Тот ведь совсем раздет и обречён мёрзнуть от холодного ветра и дождя, залетающего на чердак через едва прикрытое окошко!
Наконец гроза закончилась, а вместе с ней как раз подошла к концу новенна, и наступил великий день святого Франциска. Братья, покончив со своими каждодневными обязанностями в монастыре и за его пределами, торжественно отмечали праздник своего покровителя. Они даже ели немного подаренного мяса и открыли пару бутылок местного красного вина, хранимого для особых случаев.
В этом году им привезли на телеге, великого праздника ради, больше половины коровьей туши. Ни Марселино, ни Мур не отказались от нежного и жирного мяса, какого никогда ещё не видели. Но потом, когда Марселино отпустили погулять в поле после обеда, ему, при мысли о Человеке наверху, поперёк горла встало с таким удовольствием съеденное мясо. У Того-то не было ни мяса, ни хлеба, и даже нисколечко воды, и Марселино ломал голову, как же Он, собственно, живёт столько времени на той краюшке хлеба, что он сам Ему отнёс самое меньшее две недели назад. Думая об этом, Марселино вернулся на кухню и увидел, что там оставалось ещё очень много принесённого мяса. Он сразу понял, что и назавтра, и несколько дней спустя мясо не кончится. Эта мысль так его утешила, что остаток дня он посвятил любимым своим проделкам, и не было никакого покоя от его шалостей ни старому Муру, ни самой козе-кормилице, ни мирным ящеркам с монастырской стены.
По завершении новенны и праздника святого Франциска в монастыре возобновилась повседневная жизнь. Братья вновь предались заботам о приближающейся зиме. Они часто уходили и возвращались, а кладовая, по милости Господней, постепенно наполнялась, как всегда в это время года. Вышло так, что мясо на монастырском столе продержалось дольше, чем в памяти Марселино задержалась мысль о его несчастном друге с чердака. Прошло немало дней, и как-то Марселино с неожиданным страхом заметил, что оставшегося мяса едва-едва хватало, чтобы ещё раз поесть всем вместе, и совесть стала укорять его при мысли о голодном бедняге, таком бледном и слабом, прибитом ко кресту. Он решил навестить его в тот же день, несмотря ни на что, подхватил свою длинную палку и стал ждать возможности уйти не с пустыми руками. Брат Кашка ни на минуту не покидал кухни, и Марселино опять пришлось нелегко, пока, улучив минутку, он не сумел припрятать в карман здоровый кусок жареного мяса, а потом большой ломоть хлеба, того самого, какой особенно охотно ели братья, когда он им доставался. Запасшись провизией, Марселино набрался храбрости и, привыкнув к благополучному исходу своих затей, взобрался по лестнице, не снимая сандалий, хоть и стараясь шагать осторожно, чтоб не производить подозрительных звуков. Он уже не боялся входить на чердак, так что направился прямо к окну, открыл его, сразу увидел, что человек пребывает во всегдашней своей позе, подошел к нему вплотную и заговорил так:
— Сегодня на обед мясо было, вот я и пришёл.
А про себя подумал: «Хорошо ещё, Он не знает, что мясо было столько дней подряд, а не только сегодня!» Но Господь промолчал, да и Марселино не придал этому молчанию значения. Он просто достал мясо и хлеб из кармана, положил их на стол, который чудом держался на ножках, и сказал, не глядя на собеседника:
— Ты мог бы сегодня спуститься оттуда и съесть всё это сидя.
Сказано — сделано: мальчик пододвинул к столу стоявшее неподалёку старое кресло, ужасно тяжёлое и слегка кривое.
Тогда Господь поднял голову и посмотрел на него очень ласково. А потом спустился с креста и встал у стола, не сводя с Марселино глаз.
— Не боишься? — спросил Господь.
Но Марселино думал о другом и, в свою очередь, спросил:
— Ты не замёрз в ту ночь, когда была гроза? Господь улыбнулся и повторил:
— Ты совсем Меня не боишься?
— Нет, — заверил Его мальчик, глядя совершенно спокойно.
— Так ты знаешь, кто Я? — настаивал Господь.
— Да, — ответил Марселино, — Ты Бог. Тогда Господь сел за стол и принялся есть хлеб и мясо, разломив их сперва тем особым движением, как только Он умеет [23] … как только Он умеет — в Евангелии от Луки есть рассказ о том, как ученики Христовы, шедшие в Эммаус, встретили на пути воскресшего Господа, но сперва не поняли, что это Он, а узнали Его только «в преломлении хлеба». См. глава 24, стихи 13–35.
. Марселино дружески положил руку на Его голое плечо.
Читать дальше