Сесилия Джемисон - Леди Джен, или Голубая цапля

В первое время Жозен настаивала, чтобы имущество умершей женщины оставалось неприкосновенным, по крайней мере, в течение нескольких недель.

— Мы должны выждать немного, — уговаривала она чересчур торопливого и горячего Эдраста. — Кто знает, а вдруг ее хватятся и начнут разыскивать? Нас могут привлечь к ответственности, если откроется, что женщина с ребенком остановилась у нас и умерла в нашем доме. Нас, пожалуй, заподозрят в грабеже. Если же мы сундуков не вскроем, никто не будет иметь права обвинять нас в присвоении багажа умершей. Доктор Дебро свидетель, что она занемогла, и всякий скажет, что я поступила хорошо, приняв участие в судьбе приезжей и приютив ее осиротевшую дочь. Когда все это подтвердится, меня наверняка вознаградят за хлопоты и расходы…

Доводы матери повлияли на Эдраста, не отличавшегося добросовестностью. Он смертельно боялся попасть в лапы закона, помня о судьбе отца.

Если бы мать или сын обратили внимание на странное объявление в местной газете, подписанное «Голубая цапля», они не были бы так спокойны. Но они редко заглядывали в газеты.

Прошло шесть недель. Жозены решили, что опасность миновала. Они начали с того, что переселились в отдаленную часть города и там, на улице Добрых детей, сняли удобную квартиру. Госпожу Жозен соблазняла мысль отдохнуть от работы и почувствовать себя барыней. Но осторожность не изменила ей, и Жозен подумала, что такой образ жизни может возбудить подозрение. Каждый вправе будет спросить: каким образом она так разбогатела? И потому Жозен решила продолжить свою работу: чистить кружева, открыть небольшой магазин галантерейных товаров. Все-таки при этом кое-что перепадет в ее карман, и в то же время небольшое заведение поможет создать респектабельность ее положению.

В вещах, принадлежавших матери Джен, находился бумажник с двумястами долларами, который мадам Жозен скрыла от сына. Из денег, оставленных в дорожном мешке, о которых знал Эдраст, она покрыла расходы на скромные похороны, заплатила доктору и немного оставила на всякий случай. В мешке были разные вещи, кружева, вышивки и, наконец, хорошее белье, платья и другие предметы женского туалета. В одном из чемоданов оказалась шкатулка, туго набитая письмами, написанными по-английски. Из них мадам Жозен, конечно, могла бы узнать все необходимое об умершей леди и ее дочери, но беда была в том, что Жозен плохо читала написанное от руки, тем более — на чужом языке. Показать письма кому-нибудь она боялась, а потому все откладывала намерение получше рассмотреть их. Как-то вечером, когда она ушла из дома, милый ее сынок сжег всю пачку писем в печке. Он в этом не сознался, когда мать нашла сожженные бумаги, превратившиеся в пепел. Но сомневаться в этом не приходилось.

«Что мне теперь делать? — рассуждала про себя Жозен. — Может быть, все, что он сделал, — к счастью, а может быть, и наоборот».

Она успокаивала себя, рассуждая:

«Если на моих плечах осталась девочка-сирота, не отсылать же мне ее в воспитательный дом, как это сделали бы другие! Нет, я ее буду беречь, лелеять, воспитывать, как родную дочь, буду заботиться о ней, как о собственном ребенке».

Решив так, госпожа Жозен делала все возможное, чтобы незаметно и поскорее забрать в свои руки имущество девочки-сироты, оставшееся после матери. Главное же — плутоватая женщина палец о палец не ударила, чтобы разыскать родных или знакомых покойной и установить ее личность. Из детского гардероба Жозен выбрала для леди Джен вещи попроще и попрочнее — для каждодневной носки. Платьица же с кружевами, вышивками и лентами она отложила в сторону, рассчитывая продать их повыгоднее, если представится случай. Строго отнеслась она и к гардеробу матери девочки. Для себя она отобрала платья и вещи, которые при всей прочности и элегантности не слишком бросались бы в глаза. Хорошее белье, дорогие кружева послужили ей отличным материалом для выставки в новом магазине.

Несмотря на дерзость своих поступков, Жозен не была спокойна, когда начала развешивать и раскладывать в магазине вещи, которые она извлекла из чужих сундуков. Ее не столько пугал суд публики, сколько она боялась девочки-сироты. Что, если леди Джен узнает вещи своей матери и спросит об этом? Мадам Жозен бросало в жар и холод при мысли, что завтра утром девочка в первый раз увидит содержимое модной лавочки.