Array Array - Марина

Больше Аня не добилась от Вали ни единого слова и весь остаток ночи продумала, что бы такое означали Валины намеки, папин преждевременный приезд, его внезапная усталость. Конечно, мотаться по командировкам ему надоело, может быть и так. Но раньше он никогда не жаловался на усталость. Старость? Что за бред! Ему еще и сорока–то нет.

Конечно, будет лучше, если папа перестанет быть таким разбросанным: и архитектура, и оформление спектаклей, и живопись. Везде он успевает, берет удачу за рога, но так и не стал ни л у ч ш и м архитектором., ни л у ч ш и м театральным художником, ни л у ч ш и м живописцем. Кажется, у него совсем нет честолюбия, его устраивает многообразие занятий, бесконечные хлопоты, поездки, встречи, приемы гостей. Если он устал, то интересно, на чем же остановится?

А может, Валя намекала на женщину? Ну конечно, как же Аня не догадалась! Ведь Валя замечает такие вещи сразу. Женщина. Вот что. Ну и пускай, пускай женится, приводит ее в дом, пусть она устраивает тут свои порядки. Что поделаешь? Только очень трудно представить себе женщину, достойную папы. Придет какая–нибудь вроде прошлогодней барахольщицы, начнет выяснять, сколько может стоить бабушкина лампа, предложит передвинуть мебель, с Аней будет сюсюкать, заигрывать,. Конечно, выжить такую из дома ничего не стоит, но если папе нужна жена… И вчера какая–то из Москвы звонила… Сказала, по делу. Знаем мы эти дела. Но если папе нужно… Но почему ему нужно? Разве Аня за ним не ухаживает?

Ну, а если он влюбился? Нет, этого представить нельзя. В его–то годы!

Он, к счастью, не романтик. Сто раз Аня присутствовала при сборищах папиных гостей. Бывали и женщины. Папа мило за ними ухаживал, вдруг целовал какую–нибудь из них во время танца, и пока та, бедная, только приходила в себя, он уже хохотал и беседовал через ее голову с кем–нибудь другим. И Аня отмечала про себя, что не взять его голыми руками. Впрочем, это понимали и женщины, с которыми он кокетничал: позвонят пару раз, на том и конец. А там, глядишь, являются в гости с благоприобретенными мужьями или поклонниками. Ане хотелось бы думать, что он верен маме, но нет, кажется, дело даже не в этом. Просто он, как и Аня, любит свой дом, свою свободу, свой образ жизни. При всей своей громадной работоспособности и энергичности, папа в чем–то лентяй. Но вдруг нашлась бы такая… Ну да, вчера она звонила, сегодня он приехал. Они договорились. Она явится. Потом у них будут другие дети — а почему нет?

Вот он и не спит там, за стенкой. Ходит. А говорил, что умирает — хочет спать. Обдумывает, наверное, как сказать Ане. Нет уж, не надо. Не выйдет у тебя, папочка, никакого разговора.

Она задремала только под утро, но тут же проснулась от тихих Валиных шагов. Очевидно, пора в институт. Минут через десять Валя явится ее будить. Аня взяла градусник, прижала к настольной лампе. Ну, сколько нагнать? Тридцать семь — мало, тридцать восемь и пять, пожалуй, достаточно. Так, папа пошел на кухню, можно явиться и ей. Засунув градусник под мышку, Аня поплелась на кухню в меру измученной походкой. Папа, казалось, не раздевался с ночи. Щетина делала его лицо синим. Круги под глазами. Значит, так и не спал. Ане стало его жалко, но она тут же вспомнила о звонке москвички, о папиной женитьбе (как о чем–то решенном), и жалость к себе победила. Она равнодушно вынула из–под мышки градусник, равнодушно глянула на него, а заметив, что папа все видит, сделала вид, что хочет стряхнуть.

— Дай сюда, — приказал папа, поглядел на градусник и испугался, как всегда пугался Аниных болезней. Впрочем, нет, обычно, прежде чем испугаться, он смотрел на Аню испытующе–лукаво, так как знал, что она порой симулирует. Сегодня же это не пришло ему в голову, все–таки он был чем–то занят, иначе откуда у него на лице вдруг взялось это выражение стыда, будто он был виноват в Аниной болезни.

— Ложись в постель, — сказал он, — наверное, грипп… Надо вызвать врача.

— Вот еще, врача, — отмахнулась Аня, — врач меня на две недели уложит, скажет, грипп… А это не грипп, я вчера после ванны на сквозняке постояла, пройдет.

Вранье далось Ане без особого труда — ведь все равно же она не спала целую ночь, и все из–за него. Ей казалось, что он это понимает, потому что вид у него был виноватый, того и гляди заговорит, но присутствие стойкой и аккуратненькой Вали его останавливает.

— Я пойду лягу, — сказала Аня, воспользовавшись этим, — и не буди меня, пожалуйста. Я не спала всю ночь.

— Хорошо, — пожал плечами папа.