Array Array - Марина

— Вот, просите Марину, она, может, и останется, а мне непременно нужно домой, — ответил Сергей.

Его хитрость била наверняка. Меня упрашивать никто не стал.

Мы со Светкой вошли в ее комнату, и я стала раздеваться.

— Ой, Светка, я, кажется, запачкала платье воском…

— Можно было бы и аккуратнее…

Я подняла на нее глаза. С минуту мы смотрели друг другу в лицо. «Раз, два, три», — считала я про себя. Я считала не для того, чтобы успокоиться, а чтобы, наоборот, преодолев свою зависимость от нее (именинница, дала платье, напоила, накормила, обогрела), — взорваться. На счете «пять» я взорвалась:

— На твоем месте, Светочка, я бы постаралась не заметить… Если б у меня было столько тряпок — я бы просто их раздарила…

Она холодно промолчала. Я опять была по сравнению с ней плебейкой и дурой. Она умеет презрительно молчать.

Я, на ходу застегивая свое платье, выскочила в коридор. Сергей ждал меня с моим пальто в руках.

— А ты далеко пойдешь, — сказала мне Светкина мама, потрепав меня по щеке, и с сузившимися глазами Добавила: — Если милиция не остановит…

Мы вырвались на улицу. Ночь была снежная и мягкая, со снегопадом. Еще ни разу в моей жизни в такие ночи не происходило ничего плохого.

По пустой Садовой громыхали последние заснеженнее трамваи.

— Успеем? — спросил Сергей. — Я хочу пешком…

— Ладно, пошли пешком.

На Невском трудились дворники. Они сновали среди высоченных сугробов в своих зеленых ватниках и были похожи на гномиков, которые трудятся в подземелье. Тарахтели снегоочистительные машины. И все это для того, чтобы завтра никто так и не узнал, что всю ночь валил мягкий белый снег.

Я набирала снег пригоршнями, так, что за рукава текло, швыряла в Сергея. И он, вначале ужасно стесняясь этого, потом все больше расходясь, сгребал его своими длинными лапами и швырял в меня.

Мы хохотали до звона в ушах, до того, что казалось — звезды сыплются с неба и поджигают деревья в Екатерининском садике.

Потом мы сидели в какой–то парадной и, разувшись, грели ноги на батарее.

— А вот летом… — говорил Сергей.

— Летом, — перебивала я, — мы поедем с тобой вашу Псковскую область… Только бы лето было не жаркое… Мы заедем к моей бабке, а потом уйдем бродить по деревням, просить милостыню…

— Нет, — говорил он, — мы поедем к нам на Волгу…

— Что твоя Волга, что твоя Волга… А вот у нас, у бабки… Я тоже скобариха, мы все скобари… A cкобарь — это тебе не Волга…

— Да я знаю скобарей. Подумаешь — скобари! Зато Волга…

— Хорошо, мы вначале поедем на Волгу, а потом к скобарям… Жизнь ведь длинная…

— Но куда мы будем девать детей?

— Каких детей?

— Наших. Ведь за длинную жизнь будет столько длинных ночей.

— Я буду носить их в тряпочке на бедре. А ты в мешке за спиной. А когда научатся ходить — побегут следом…

— Босиком?

— А ты как думал?

— Я так и думал.

— А у нас дом на горе стоит. А около дома сосна, на один бок ветром сдутая… Когда ветер — она скрипит. И так хорошо спать! У бабки две кошки, она с ними разговаривает, потому что больше не с кем.

— А у моей бабки…

И вот он совсем пустой, мешок с моими мечтами.

Не вышло у нас с Сергеем поехать ни на Волгу, ни на Псковщину. Не вышло да и все. Он пуст — мешок с моими мечтами.

Я даже про себя стесняюсь думать о просторных лугах с низкой, душистой травой, о кузнечиках и чибисах, о целебной ягоде землянике и манжетках, наполненных росой. Мне не снится сосна со сдутой ветрами кроной.

— Я тебя вот по какому вопросу, детка… Понимаешь, есть ролишка, очень мне дорогая… Нюра ее зовут. Нюра. Ты почитаешь сценарий потом. Только не спутай: Нюра! Ты, конечно, согласна? Ну так слушай дальше… Нюра — это теплый человечек…

У режиссера огромная борода лопатой и луженая глотка. Темные очки, хотя мы сидим в комнате. Ярко–алый свитер и белые брюки. Сколько ему лет — непонятно.

Мое лицо сейчас, наверное, под цвет его свитера. Пытаюсь вникнуть в то, что он мне говорит.

— Конечно, так просто это тебе не обойдется… Нужно будет кое–что почитать, посмотреть кой–какие фильмы… Вот тебе пара билетиков на просмотр в Дом кино, пойдешь со своим мальчиком… Так вот, на первый раз даю тебе задание…

В комнату входит пожилой мужчина с живыми, цвета спелой вишни, глазами. Смотрит на меня и подмигивает.

— Костик, где ты ее добыл?..

— У Альперовича снялась.

— Стой, стой, стой… Это та, что там моргала и плакала?

— Ну!