Радий Погодин - Красные лошади (сборник)

Пестряков Валерий ответил сразу:

— Ум — это удар без промаха в самом широком смысле… Я теперь в Аполлошку стрелять не стану. Я его умом пересилю.

Образованный воробей Аполлон Мухолов, выскочив на карниз, стремительно муху поймал.

— Если правильный глагол от слова «ум» будет «уметь», то ум — значит умение.

Заслуженный пенсионер дядя Федя вздохнул:

— Ум — это мечта живая…

Академик дядя Павел почесал затылок.

— Всё, вместе взятое, и кое-что ещё, — сказал он и добавил легкомысленным тоном: — Слышишь, Федька, не пора ли за карасями идти?

Карасей ловят таким приёмом. К двум еловым шестам, которые валяются возле Решета (так называется маленькое, заросшее кувшинками озеро), привязывают старую дяди Федину сеть, штопаную-перештопаную. По нижнему краю сети — грузила из обожжённой глины, по верхнему — поплавки из бересты. Ясно, что при такой конструкции сеть в воде не перепутается, но пойдёт стенкой. Рыболовы в горячем споре угадают заветное место с жирным илом, где лежат беззаботные караси. Огородят карасиное лежбище сетью с трёх сторон, оставив ворота. Затем неслышно наедут лодкой поближе к воротам и вдруг возьмутся шестами ил ворошить, вёслами воду баламутить. Короче, устраивают шум, гам и коловращение. Караси, спасаясь от этого безобразия, бегут, как стадо от грозы, и прямо в сеть.

Может быть, в других местах карасей ловят иначе, но здесь, в деревне Коржи, на маленьком озере с несерьёзным названием Решето, их ловят исключительно таким способом. Правда, некоторые дачники, у которых пустого времени много, ловят карасей удочкой на булку. Карась даже на булку с изюмом клюёт в малом числе и мелкий — кошке на раз облизнуться. А чтобы на компанию поджарить, удочкой не наловишь.

— Ух, миляги! Ух, крепыши! — шумел дядя Федя. Они с дядей Павлом сеть выбирали.

— Чушки! Колобашки! — восклицал дядя Павел.

Милиционер товарищ Дудыкин в это время обретался в соседней деревне, а если бы и рядом был, то без внимания. Караси из Решета-озера у него за серьёзную рыбу не шли, поскольку все лупоглазые. К тому же, если учесть, две трети добычи ловцы обязаны были сдать в колхозную столовую для приготовления фирменного блюда «Карась, запечённый по-новгородски».

Гришка хватал из сетки тяжёленьких бронзовых карасей, бросал их в лодку. Всё думал: есть ли у него ум? Получалось — отсутствие. Ударом без промаха в широком смысле Гришка пока не владел. Мечтаний у него было много; он и сейчас мечтал, что не на маленьком озере Решете карасей ловит, а в Атлантическом океане, но мечты живой, чтобы одна и на долгое время, у него не было. Умения тоже недоставало. Правда, научился Гришка при дяде Феде варить картошку — и в мундире и очищенную. Может быть, имеется у него то самое «кое-что ещё», что ко всему высказанному вприбавку? Над этим вопросом Гришка задумался — сам в руках карася держит большого, тяжёлого, словно из потемневшей старинной бронзы. Показалось Гришке, что карась сказал: «То самое кое-что ещё у тебя, Гришка, имеется, а остальное придёт потихоньку». От неожиданности Гришка пальцы разжал — карась тёмно-бронзовый упал в воду. Показалось Гришке, что шепнул карась ему доброе слово из тёмной воды на прощание.

— Ах ты, Гришка! — зашумел дядя Федя. — Ты кого упустил, размечтавшись?

— Карася, — сказал Гришка.

— Ты Трифона упустил! Я же своими глазами видел. Это был Трифон. Сам!

— Да ну? — огорчился дядя Павел. — Неужели сам? Тогда рыбалке конец. Если Трифона упустить, он всех карасей уведёт. Закопаются караси в ил — и хоть с аквалангами шарь по дну, ни единого не найдёшь.

— Может быть, хватит уже, — сказал Гришка. — А во-вторых, может быть, это не Трифон.

— Пожалуй, и верно, не Трифон, — сказал дядя Павел. — Трифон, пожалуй, побольше будет и потемнее.

— Именно Трифон! — настаивал дядя Федя.

Они сговорились ещё раз сетку поставить для окончательного разрешения спора. Гришку на берег высадили с упрёками и укорами, чтобы в другой раз Трифона не упускал.

«Как же не упускать, — думал Гришка, — его всегда упускать нужно».

— Сколько сметаны пойдёт, если вы ещё карасей наловите! — крикнул расстроенный Гришка.

Только он это крикнул, как почувствовал, что сзади взял его кто-то за подол майки — наверное, майка из трусов выбилась — и потянул.

— Стоять! — сказал этот кто-то. — Не оборачиваться. Я сейчас вашу майку съем… Какая всё же невкусная майка. Впрочем, мне ещё вкусных не попадалось.