Анатолий Мошковский - Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана

— Не надо посылать Васю, — сказала мама; она сидела в плетёном кресле на террасе, вязала Васе тёмно-синий свитер, и по полу двигался, разматываясь, большой клубок толстых шерстяных ниток.

— Почему? — папа поправил очки и посмотрел на маму.

Лицо у мамы стало грустное, безучастное, хотя спицы не переставали с размеренной ритмичностью сновать в руках.

— Ну хочешь, я схожу, — сказала она.

— Не хочу… По-моему, Васька давно освоил этот участок пути и ему ничего не грозит… Или я ошибаюсь?

— Вася сегодня слишком много бегал и перегрелся, а на улице такая жара… Двадцать восемь в тени.

Папа, не говоря ни слова, сбежал со ступенек террасы и своим обычным быстрым шагом пошёл по дорожке.

Васе стало неловко: трудно ему было сбегать? Совсем не трудно! Да вот мама… Мама всегда и во всём отстаивает его интересы и хочет, чтобы ему, Васе, было лучше — и это очень хорошо, спасибо ей за всё! — но вот всегда ли ему бывает от этого лучше? Вот, например, сейчас?

Мама молча вязала. На террасе было тихо. Оглушительно тихо и напряжённо.

Вася подавил вздох. Как всё неловко получилось! Давал же себе ещё в Москве слово быть твёрдым и уверенным, чтобы уметь постоять за себя, чтобы с ним считались. Давал слово, а толку? Да, папа прав, очень прав: легко давать слово и обещать и трудно делать. И ещё вспомнилась Васе собственная физиономия на холсте…

— Мам, я схожу к Ире, — виноватым голосом сказал Вася.

— Сходи, только шапочку надень, — сухо ответила мама, будто не была довольна ни им, ни собой, и Вася ушёл.

Он шагал узкой тропинкой через парк и думал: что всё-таки случилось с Андрюшкой? Опять отцу хуже? Ещё Вася думал о Макарке: наверно, злится на него. Знал бы Вася, что так получится, — ни слова не сказал бы ему о потере кольца. О том, что Макарка получил в награду, Вася узнал от Иры, а Ира, естественно, от Таи… Как же Вася, а потом его мама с папой возмущались! Папа сгоряча даже сказал, что это просто неслыханно, что надо немедленно пересесть за другой стол; а мама его уговаривала: нельзя быть таким нетерпимым, нужно посмотреть на этот случай более здраво — ну какой бы взрослый, не раздумывая, вручил такому пареньку, как Макарка, сто рублей? Самое лёгкое сразу осудить человека… «Где уж мне это понять!» — обиделся папа, ещё больше разгорячился, но потихоньку остыл. Они не пересели за другой стол, но теперь папа едва-едва здоровался с соседями.

Ира с Таей сидели на террасе, и, когда Вася подходил, уже издали услышал громкий, взвинченный Таин голос:

— Почему она так сделала? Удивляешься? То была без ума от неё, а то… Не спрашивай, ничего больше не скажу… У тебя чудесный дедушка и, наверно, мама с папой…

— Это я, — издали подал голос Вася, чтобы не подумали, что он подслушивает. — Ну, чего вы здесь делаете? Пойдём искупаемся?

— А матрац уже починили? — спросила Тая.

— Нет ещё, но можно и без него поплавать…

— Пошли просто погуляем по набережной, а там и решим, что делать, — сказала Тая.

И они пошли. И увидели возле причала Макарку. Вася с Ирой, не сговариваясь, кинулись к нему и, перебивая друг друга, загалдели:

— Здравствуй, Макарка! Ты чего не приходишь к нам? Какой ты, оказывается, парень! Как только нашёл кольцо? Никто не смог, а ты…

Они галдели, а Тая стояла чуть в сторонке и смотрела на них исподлобья.

Макарка мрачновато отстранился от ребят:

— Захоти шибко — и найдёшь.

— А где живёт Андрюшка, ты не знаешь? — Ира ласково заглянула ему в глаза. — Ну скажи, пожалуйста!

— А зачем вам? — глухо спросил Макарка.

Он какими-то новыми, холодными глазами смотрел сейчас на всех них: кто они ему? Приятели? Вряд ли… В первую очередь они курортники, как Алькина мать, — вот кто! Хорошо хоть, Альки среди них не было, а то ушёл бы, не стал бы даже разговаривать.

— Нужно, Макарочка, очень нужно…

Макарка, раздумывая, молчал. Они не знали всех его чувств — одна Тая могла кое о чём догадываться. Не могли они знать и того, что муж хозяйки дома, тётки Агнии, где жил Андрюшка с отцом, был двоюродным братом мужа тёти Паши, работавшей в тире, и одновременно — двоюродным братом рыбака Семёна. Так что хотя и не очень близкая, но и его, Макаркина, родня; и поэтому нельзя было отвечать ребятам опрометчиво, с бухты-барахты. Про тётку Агнию и про её родного рыжего брата-таксиста поговаривали в посёлке разное — ловкие, увёртливые. Сказать ли сейчас, где тот живёт? Не накликает он этим какую-нибудь беду на дальнюю родственницу?

Быстро рассудив, что ребята сами могут встретить Андрюшку на улице и узнать, где он живёт, Макарка решил, что можно сказать.