Борис Раевский - ПОЕДИНОК С САМИМ СОБОЙ

Юлий усмехнулся.

— Нет, вот давай напрямоту, — Андрей глядел на него в упор. — Кто из нас способнее? Кто был… «как птица для полета»? Ну? Я или ты?

— Ты, — сказал Юлий. — Безусловно, ты.

— Так почему же?… — Андрей стукнул кулаком по столу. Рыжеволосая официантка оглянулась. — Так почему же чемпион- ты? А? Как глупо устроена жизнь…

Вообще-то Юлий не любил такие вот «философские» беседы в ресторане. Но тут не сдержался.

— Глупо? Нет, мудро. Очень мудро! — резко ответил он. — Да, ты был талантливее. Но ты предал… Именно… Предал свой талант. Ты смалодушничал… Дезертировал…

Он остановился. Он знал: это жестоко. Но… так, наверно, и нужно. Хоть раз в жизни Рагзаю необходимо услышать о себе все. Все, без утайки.

Юлию хотелось добавить еще одну фразу, любимое изречение Григория Денисовича: «Всякая победа начинается с победы над собой».

Но взглянул на Андрея и замолчал.

Андрей побледнел. Кровь разом схлынула с его лица. Загорелое, оно вдруг сделалось пепельно-серым.

Он молчал, глядел на реку, где все ярче и ярче искрились, переливались зеленые, и белые, и красные, и синие огоньки, целое ожерелье. Хмурился и молчал.

ладимира Марченко все называли «старичком».

Друзья произносили это слово ласково, с сочувствием, мол, все когда-нибудь такими будем; недруги — холодно и при этом обычно пожимали плечами. О чем, мол, еще толковать? «Старичок» — и этим все сказано.

Даже в газетах, и то его называли так, и лишь иногда, для разнообразия и в торжественных случаях величали «ветераном».

А было Володе Марченко тридцать четыре года.

Но он уже привык, и сам тоже считал себя «старичком».

Таковы жестокие законы большого спорта. Ему подавай юных. И только юных.

И вот сейчас, лежа на раскладушке под трибуной олимпийского стадиона в Мехико, Владимир Марченко снова мысленно говорил себе: «Ну, «старичок», поднатужься».

Да, сегодня надо было обязательно «выложиться». До предела. И даже немного больше. К тому было много важных причин.

Ну, во-первых, это была его последняя Олимпиада. Нечего глаза закрывать. Он уже участвовал в двух Олимпиадах, в Риме и Токио. Это — третья. Пора и честь знать. Уступи место молодым.

Да и на эту Олимпиаду он прорвался с трудом и обидой. Да, главное, — с великой обидой. Даже сейчас, когда он уже находился в Мехико и вот-вот должен принять старт, даже сейчас при воспоминании о той обиде у него перехватывало горло.

Отборочные состязания по спортивной ходьбе проводились на юге, в Цахкадзоре. Все знали: в Мексику поедут трое, показавшие лучшие результаты. Все правильно. Все справедливо.

На старт «двадцатки» [5] [5] Двадцатикилометровая дистанция. вышло семеро. Шесть молодых и он. О, как не хотели допускать его к отборочным Михаил Васильевич, старший тренер, два раза уговаривал. Зачем, мол, тебе, «старичку», срамиться?! Что можешь ты противопоставить молодым, жадно рвущимся к победе и славе?

Но Марченко был упрям. И знал, что он может противопоставить. Выдержку. Опыт. Зрелость.

Но он не стал говорить об этом Михаилу Васильевичу. Марченко понимал: его, трехкратного чемпиона страны, серебряного призера в Риме и бронзового — в Токио, обязаны допустить к отборочным. И ему, «старичку», хоть и со скрипом, но все же разрешили принять участие.

Результат оказался неожиданным для тренеров: «ветеран» пришел первым.

Марченко радовался: теперь билет в Мехико обеспечен. Но, оказалось, рано он торжествовал. Тренеры ведь тоже люди. И у них тоже есть самолюбие. Как же так?… Получалось — Марченко подрывал их авторитет. Несмотря на все их печальные прогнозы, взял да и занял первое место.

Тогда собрался тренерский совет. Заседал он почти два часа. И было решено: Марченко в Мехико все-таки не посылать.

Тренеры считали: Марченко победил случайно. Просто молодые не очень старались, экономили силы для будущих решающих боев, а Марченко жал на всю железку, ему ведь терять было нечего.

«Пошлем молодых, талантливых, перспективных, — решил тренерский совет. — А Марченко все равно уже на излете».

Вот так… Хоть плачь, хоть смейся.