Борис Раевский - ПОЕДИНОК С САМИМ СОБОЙ

ак-то вечером Юла подошел к дверям Венькиной квартиры. Постоял в нерешительности. Звонить? Или, может, не надо?

«А, ладно!».

Позвонил. Открыл Венькин отец. Он был в толстом махровом халате и тапочках.

— Входи, входи! — пригласил он. — И извини, что я так, по-домашнему. — Он плотнее запахнул халат.

Юла видел Венькиного отца редко. Тот мало бывал дома; все в экспедициях и в институте. А когда и бывал, Венька старался без шума провести друга к себе.

Юла и так чувствовал себя сейчас неловко. И вдобавок, как назло, вдруг забыл имя-отчество Венькиного папаши. Вот проклятье! Теперь изворачивайся.

Хозяин провел гостя в свой кабинет. Тут все было так знакомо Юле! И огромный кожаный диван, на котором они с Венькой столько раз беседовали, забравшись с ногами на необъятно широкое сиденье. И статуэтки на полках: худощавый Вишну с множеством рук, женщина с крыльями. И глиняные таблички на стенах с цепочками непонятных слов. И фотографии. И кремневый наконечник копья, и бронзовый нож.

И книги, книги, книги…

— Ну, Юлий! И изменился же ты! — с изумлением оглядывал его Венькин отец. — Ну, прямо богатырь!

Юла смущенно махнул рукой. Он уже привык: все, кто давно не видели его, все вот так ахают.

— А Екатерина Платоновна дома? — спросил он.

— Нет.

Честно говоря, Юла вздохнул с облегчением. Он боялся, что Венькина мать, увидев его, Юлу, такого здорового, сильного, сейчас же сравнит с Венькой, заохает, запричитает, чего доброго, еще и расплачется.

— А как Веня? — осторожно спросил Юла. — Можно к нему?

— А чего ж?! Конечно! Будет очень рад гостям.

Венькин отец взял со стола картонную карточку — такие Юла видел в библиотечном каталоге — написал адрес интерната в Пушкине и протянул Юле.

Поехал Юла с Женей.

Воскресный день, как нарочно, выдался хмурый, серый. В Пушкине сели на автобус. И вскоре уже были в интернате.

Венька, в общем-то, почти не изменился. Хотя, пожалуй, еще отощал. Плечи торчали такие острые… И весь он был какой-то очень маленький. Но не стал же он ниже?! Наверно, просто давно не виделись, отвыкли…

Венька очень обрадовался гостям. Отпросился у воспитателя, и все втроем пошли бродить по Пушкину.

Городок был белый и зеленый. Очень чистый. И какой- то торжественно-подтянутый. Или, может, это лишь казалось? Потому что все-таки ни на миг не забывалось, что это город великого Пушкина. Он здесь учился, бродил вот по этим аллеям, смотрел на эти дворцы и беседки…

Ребята ходили, говорили. Юла чувствовал какую-то скованность. Это было странно, непонятно. Ведь прошло всего месяца три — четыре с Венькиного переселения, и вот он уже какой-то другой, и интересы у него другие, и вроде бы — чужой.

— А знаете, ребята, я недавно первый приз отхватил, — смущенно похвастался Венька.

— Приз? — оживилась Женя. — За что?

— Был такой конкурс… Олимпиада юных математиков. Ну вот…

— Ура! — сказал Юла. — Я всегда твердил: ты у нас станешь Альбертом Эйнштейном или, на худой конец, просто академиком.

Они шутили, смеялись, а скованность все не проходила.

— Да, кстати… — сказал Венька.

Полез в карман, достал какую-то измятую бумажку. Протянул ее Юле.

— Это я тебе… Давно уже приготовил. Ну, что смотришь? Список книг. Двадцать штук. На будущие полгода. Мы ж договорились? А то когда еще увидимся…

— Ага, — сказал Юла.

Сунул бумажку в карман. Да, молодец Венька! Надо бы поблагодарить, сказать какие-то хорошие слова. Но почему- то все они вдруг исчезли. Всегда вот так; когда нужно, исчезают слова… Да еще при Жене.

— Спасибо! — сказал Юла.

И опять вышло как-то сухо, совсем не так, как он хотел. Все сегодня получалось не так.

— А прошлый-то список одолел? — поинтересовался Венька.

— Почти.

Они замолчали. Так, молча, шли по чистеньким зеленым улицам.

— Да! — вдруг воскликнул Венька. — А знаете, кто у меня позавчера был?! Ни за что не отгадаете! — Он обвел вспыхнувшими глазами ребят, выдержал долгую паузу, как опытный артист, чтобы зрители больше помучились. — Инквизитор!

Юла ахнул.

— Илья Николаевич? Не может быть?

Венька усмехнулся.

— Я и сам сперва удивился. Приехал. Целый час со мной бродил. И двенадцать значков подарил. Все французские.

Да… Юла даже головой покачал. Вот уж никогда бы не подумал! Они замолчали. Опять долго шли молча. Вроде бы и говорить было не о чем. Неужели же и впрямь за три месяца они так изменились?