Где-то вдалеке, почти что на горизонте, горел в темноте тусклый огонек: кто-то тоже не спал в этот поздний час. Может быть — кто-то тоже переживал за свою бабушку, а может быть — просто страдал бессонницей, как Старуха Ватаулиха.
Ринка и не знала, что дом может быть таким пустым и безлюдным — хотя на диванчике спит Бабтоня. Совсем не страшным, нет, — просто пустым.
Ринка притащила куклу с рыжими волосами с чердака вниз, чтобы не сторожить Бабтоню совсем одной.
— Вот ведь странно, скажи? — тихо спрашивает она у куклы. — Вот у меня есть и Бабтоня, и дед Толик, и Рита, и Рудик, и Женька, они за меня горой, а когда что-то случается, то только я одна и могу что-то сделать. Почему так?
Или взять чудеса, способности всякие необычные, колдовское и странное — как у Бабтони. Захотел — дождик вызвал, захотел — грозу. Когда читаешь про волшебство в книгах, оно все складно получается — выходит, стоит только захотеть, и можно любую сложность волшебством побороть. Любую рану в момент затянуть — просто чудом. А вот лежит твоя бабушка — белая как мел, — и все ее волшебство оказывается никуда не годным, его можно забыть, а нужны в этот момент только жгут и подорожник. И Ринка.
Глаза закрываются — Ринка не хочет, не хочет спать, ей нужно сторожить сон Бабтони, но глаза закрываются. Это тишина закрывает их. Она обволакивает Ринку медовым облаком, убаюкивает, качает на гамаке сна, гладит по голове мягкой ладонью — а ладонь пахнет Бабтониной рукой, лавандой и степным разнотравьем. Спи, спи, тишина поможет, теперь она сама, сама все сделает, со всем справится, все вылечит. Спи, маленький часовой, спи, часовым тоже нужен отдых…
Проснулась Ринка рывком — и сразу же испугалась: сколько она проспала? Почему заснула? Все проворонила? Бабтоню прошляпила?
Солнце бронзовыми квадратами лежало на полу — будто ничего вчера не было, яблони за окнами снова из черных превратились в зеленые. Ринка побежала на терраску, боясь посмотреть, что там, и зная — бежать надо все равно быстро, даже если и страшно.
Бабтоня не лежала, а сидела на диванчике и читала старую газету, из тех, что валялись на журнальном столике.
Она обрадовалась Ринке, будто давным-давно не спала.
— Доброе утро, детка! Будь добра, сделай мне кофе, — сказала Бабтоня, еще бледная, похудевшая и ставшая будто бы меньше за эту ночь. И потом, взгляну в тревожное Ринкино лицо, добавила: — Я думаю, все теперь будет хорошо.
И она никогда еще Ринку не обманывала.
За этот долгий день Ринка научилась уйме полезных вещей: варить куриный бульон — он помогает больным, если у них мало сил, снимать пенку, когда варишь суп, мелко-мелко резать укроп, мыть большие чугунные сковородки добела, жарить лук и много чего другого.
Еще она теперь умела перевязывать раны и помогать больному переворачиваться в постели — чтобы не отлежал себе бока.
Иногда ей казалось, что она летает по дому. А иногда — что она стала большая-большая, а дом — маленький, поэтому у нее все так ловко и быстро получается. То и дело прибегала на террасу — проверить, тут ли Бабтоня, словно она могла в любую минуту исчезнуть навсегда. А Бабтоня дирижировала со своего диванчика:
— Зелень кладут в последнюю очередь, чтоб не выварилась. Очень вкусно получается, если кинуть в бульон маленькую очищенную луковку, целиком.
Когда они наконец поели куриного супа, Бабтоня, откидываясь на подушку, подытожила:
— Ну все, сыт-пьян, нос в табаке.
И это звучало как самая-самая большая похвала.
Вечером на улице взревел мотор, и теперь они вдруг стояли все здесь: и дед Толик с авоськой, полной городских гостинцев и, наверное, кедровых шишек, и Рудик в новой футболке, и Женька с огромным булыжником в руках, который она собиралась показать Бабтоне — вдруг там золото? Ринке почудилось, что она не видела их целую вечность, что прошло много-много недель с тех пор, как дед Толик уехал в столицу.
— Я тут себе ногу разрубила, — слабо улыбнулась Бабтоня, пытаясь спуститься с диванчика и морщась от боли, — а Ринка научилась чудесам.
Первое августа.
Бабтоня так и сказала, я не вру, дневник, — «чудесам». А дед Толик потом объяснил — если бы не я, Бабтоня потеряла бы много крови и мало ли чего еще могло случиться.
Вечером, совсем поздно, пришла Рита — и все кинулись рассказывать эту историю по-новому. Ритка прямо рот открыла, сразу стала ко мне приставать — почему ты не позвала никого, да почему то, да почему это. А я объяснила, что не могла оставить Бабтоню одну ни на минуточку. Тогда Ритка прищурилась и серьезно так сказала — я вначале решила, что она шутит: «А девочка-то выросла…»
Читать дальше