Беате Ханика - Скажи, Красная Шапочка

Где ты была вчера, — написано там, я тебя искал. Сегодня после обеда на вилле?

Я мну записку и, проходя мимо контейнера для стекла, выбрасываю ее туда.

Издеваться над собой я и сама умею.

Твердыми шагами я иду дальше, поднимаюсь по лестнице, мимо квартиры фрау Бичек, там пахнет блинами, телевизор включен, младенец плачет. Я слышу, как фрау Бичек поет.

Дедушка открывает мне дверь. Мальвиночка, Мальвиночка моя, — говорит он и обнимает меня.

Мы слушаем пластинки, как раньше — раньше, когда бабушка была еще жива.

Время сдвигается, смещается, я снова маленькая, совсем маленькая, могу свернуться в клубочек на дедушкиных коленях. Я не понимаю, что говорят на пластинке, актер говорит по-испански, но я знаю, что он читает Ницше, дедушка мне объяснил. Ницше — это такой философ. Он сказал, что Бог умер. Может быть, он прав, думаю я, сворачиваясь клубочком возле дедушки, потому что Бог не позволил бы таких вещей. Бог сделал бы так, чтобы все опять стало в порядке. Дедушка перебирает мои волосы, гладит по голове, игла на пластинке время от времени подскакивает, раздается щелкающий звук, и во время этой паузы, совсем крошечной, у чтеца есть возможность перевести дух. Я не могу перевести дух. Я лежу и прислушиваюсь. И жду, когда все пройдет. Дедушка тянет меня к себе, так что головой я теперь лежу у него на коленях, и больше ничего, он гладит, залезает рукой мне под футболку на спине. Я закрываю глаза и вижу, как по небу плывут облака. Мое тело значения не имеет, никакого, я безжизненное нечто, и только мои мысли улетают прочь, только это и имеет значение, потому что мысли невозможно удержать. Я могу идти, куда хочу.

Моя маленькая женщина, — говорит дедушка.

Его рука на ощупь движется дальше, подбирается к груди, это ничего, совсем ничего, пусть он делает, что хочет, пока не добрался до моих мыслей.

Как раньше, — говорит он, ты ведь помнишь.

Тут я закрываю уши, прижимаю руки к ушам, тихонько напеваю песню, которую сегодня утром передавали по радио. Я ничего не знаю, ни про что не помню, я не буду больше листать альбом. Все что угодно, только не это, — приходит мне в голову, и эта мысль вытесняет облака из головы, как ледяной сквозняк, он проносится по комнате, переворачивает страницы книги, моей книги, фотографии вываливаются из нее, выскальзывают из моих рук, по моему телу расползается ужас.

Мы были так счастливы вместе, втроем: ты, бабушка и я. Теперь нас только двое.

Дедушка отрывает мои руки от ушей, чтобы я слышала каждое его слово.

Мы ведь были так счастливы вместе.

Я слышу свое дыхание, пластинка вертится, чтец читает монотонным голосом чуть нараспев, дальше и дальше, дедушка целует мне шею, плечи, он не замечает, как под его поцелуями я превращаюсь в лед.

Мы снова можем стать такими же счастливыми, — говорит он, его голос звучит взволнованно, прерывист.

Просто нужно быть осторожными, чтобы никто не узнал, не то они заберут тебя отсюда, понимаешь, Мальвиночка, они нас разлучат, они будут говорить, что ты ненормальная… Они тебя осудят.

Его голос гудит у меня в ушах. Заберут, отдается эхом, осудят, ты ненормальная, мы снова можем стать такими же счастливыми, мы вдвоем, ты и я.

Помнишь, как хорошо нам было, — говорит дедушка.

Я трясу головой, а он смеется, он думает, это шутка, он нежно трясет меня и смеется.

Да что ты, Мальвиночка, — говорит он, смеясь, неужели ты не помнишь?

Раздается стук в дверь. Дедушка замолкает, потом встает, подходит к двери, вид у него раздраженный и недовольный, спину он держит очень прямо. Он открывает дверь.

Что вам нужно? — говорит он резким тоном.

Бичек отвечает тихо, дружелюбно, она говорит, что я должна помочь ей снести коляску вниз, она говорит: пожалуйста, коляска слишком тяжелая, а у нее болит спина, прострел, это слово она повторяет несколько раз, чтобы убедиться, что дедушка ее понял. Я разглаживаю свою помятую футболку.

Пластинка все равно закончилась, — говорю я дедушке.

Он очень недоволен, но не может не отпустить меня. Мы несем коляску вниз по лестнице, я быстро прощаюсь, Бичек говорит, чтобы я приходила к ней в гости, завтра или послезавтра, а я говорю: посмотрим, и отвожу глаза.

Прошлым летом нам так и не удалось долго водить мальчишек за нос, несмотря на ухищрения Лиззи. Мы думали, что они испугаются выдуманного предводителя банды, но сильно ошиблись.

Несколько дней они бродили вокруг виллы, высматривая нас и нашего вожака.