Вадим Фролов: Поворот

Оля идет в комнату, садится за стол и кладет яблоко перед собой, доучивая уроки.

Мишка, получив одно, мрачно говорит:

— Два, — и почему-то не смотрит на нас.

— Стоит ему два? — серьезно спрашивает батя.

— Стоит, — говорю я. Потому что, мне кажется, я Мишку понимаю — чего не бывает в пятом классе!

Потом мы с батей занимаемся распределением. Это — летчику. Есть у нас еще один сосед: дядя Саша, летчик. Правда, он довольно редко бывает дома, но он тоже очень любит антоновку.

Откладываем еще кое-кому — знакомым, друзьям. Оставляем маме на варенье, для гостей, и у нас остается примерно еще десяток.

— Давай съедим по одному, — говорю я.

— А как же, — говорит батя.

И мы съедаем по крупному антоновскому яблоку, и при этом батя начинает жаловаться на свою жизнь и завидовать тетке Поле. Завидует, правда, как-то смешно. «Вот жил бы я в деревне, да не могу я жить в деревне, вот был бы у меня сад, да какой я садовод, вот чихал бы я на все, да не могу я чихать на все, вот…» — и так далее. Я только последнее время стал прислушиваться — к чему бы он это?

Знаю, что одно яблоко отец обязательно положит к себе в стол, а потом будет его иногда вынимать, нюхать, качать головой, чему-то улыбаясь про себя, вздохнет и опять спрячет в стол.

С моим пятком я тоже знаю что произойдет: одно выклянчит Мишка, одно я сам отдам Оле в награду за какую-нибудь очередную ее пятерку, третье мы не выдержим и съедим с этим подхалимом Повидлой, четвертое я спрячу на всякий непредвиденный случай, а пятое… пятое я подарю кому-нибудь… ну, например, той смешной девчонке, которая живет в доме наискосок от нас.

Зовут ее Маша. Она порядочная заноза, но, по-моему, неплохой человек и, кажется, хороший товарищ. И… она красивая… эта Маша Басова. Она здорово красивая, и с этого года я учусь с ней в одной школе, в одном классе и даже уселся за ее парту. Она злится, а мне весело. Вообще-то, мне, конечно, совсем не хочется, чтобы она злилась, но уж больно смешно она это делает — фыркает, как кошка, только что когти не выпускает. И смотрит так презрительно, словно миледи на мушкетеров. А мне совсем не страшно. Пусть смотрит.

Вчера она прямо зашипела на меня, когда я хотел понести ее портфель.

— Ну, что ты пристал ко мне, как репейник? Появился неизвестно откуда и пристал. И ходит и ходит… Телепатик несчастный!

Я не знаю, что это — «телепатик», и хотел было обидеться, но слово уж больно смешное — те-ле-па-тик — и я засмеялся, а она трахнула меня портфелем и умчалась.

А в самом деле, чего это я к ней прицепился, как репейник? И хожу и хожу? Знаю, чего: нравится она мне — вот и все! Я, конечно, могу и отцепиться, но не отцеплюсь — мне почему-то кажется, что мы с ней подружимся. Пусть еще позлится немного, а потом все равно подружимся. И фырчать на меня, как кошка, перестанет. Хотя вряд ли она перестанет: все равно будет фырчать, но, наверное, уже не так. Поживем — увидим. А яблоко я ей завтра в школе подарю. И пусть злится сколько влезет — я тоже упрямый.

Между прочим, со своей парты она меня не прогнала и сама не пересела, а это, по-моему, кое-что значит. Ведь могла бы сесть, ну, с Геркой, например, — он, думаю, для нее место берег. Я ее спросил, почему она, если уж так на меня злится, не пересядет туда, на первую парту, где Герка сидит и ее дожидается?

— Где хочу, там и сижу, — ужасно сердито сказала она. — И вообще, эта парта моя.

— Ну тогда я пересяду, — сказал я благородно.

— Твое дело. Ты для меня все равно пустое место.

Я сделал вид, что обиделся, и начал собирать свои манатки, а она дернула меня за рукав и прошипела:

— Сиди уж, рыцарь!

Рыцарем меня почему-то прозвала ее бабушка. «А-а, здравствуйте, юный рыцарь», — говорит Машина бабушка, когда встречает меня. Я не очень-то понимаю, почему она зовет меня рыцарем, но мне это как-то даже приятно. И однажды мне приснился смешной сон, как я в рыцарских доспехах с копьем наперевес мчусь на коне по нашей Моховой, за мной, тоже в доспехах, мчится пес Повидло, у него из стальных штанов только хвост наружу торчит, и от нас в диком страхе и ужасе разбегаются в разные стороны фуфлы и хлястики — это те ребята, которые здорово надоели всем на нашей улице и которых, по-моему, надо бить. Они бегут и визжат со страха, а я нанизываю их одного за другим на копье и въезжаю во двор, где живет Маша Басова, и складываю весь этот шашлык к ногам Машкиной бабушки, а она хлопает меня выбивалкой для ковров по стальному плечу и говорит: