Рев уже покрывает шум мотора. Вода подпрыгивает, завивается воронками, мечется перед плитами, отскакивает в пене, грохоте, визге, очертя голову бросается вниз. Рев такой — рта не раскрывай: все равно ничего не услышишь!
А катер с неуклюжей баржей мчится вниз, на эти камни, навстречу своей гибели. Камни, сопки, гребни, солнце заплясали перед моими глазами, и в тот момент, когда ноги мои подогнулись, а пальцы на поручнях стали разжиматься, Гошка втолкнул меня в дверь рубки.
Я привалился к стене за спиной капитана. Ох, как мне было нехорошо! Никому не советую испытать такое.
Дурнота проходила, и в оглохшие уши снова стали входить рев и свист, а в глаза — пляшущий блеск воды. И еще, что я увидел, — руки. Худые и цепкие, в шрамах и ссадинах руки Василия. Они лежат на штурвале. И как ни рвет течение штурвал, ни дергает, руки удерживают его, крутят то вправо, то влево. И катер несется, виляет по этой сумасшедшей кипени волн…
И лицо у капитана серьезное, губы сжаты. Все замечает он: и кривую березку на берегу, и зубчатую плиту по левому борту, и с бело-красным вымпелом буй, и по этим одному ему известным приметам ведет катер, обходит подводные глыбы, проскакивает пороги… Чуть ошибись, спутай береговой ориентир, зазевайся, вовремя не переложи руль — швырнет на глыбу!
Баржа неслась следом, то натягивая, то ослабляя трос. Когда ее подымало на волне и корма взлетала вверх, я видел дедушку. Он, казалось, висел на штурвале. Вода вокруг пенилась, клокотала, и я был уверен: сейчас баржа черпнет бортом и пойдет ко дну, — но она ловко уворачивалась от волны, и было видно, как дедушка, весь мокрый и растрепанный, стремительно перекатывает ручку штурвала.
— Как там дедка? — время от времени, не оборачиваясь, спрашивал Василий у начальника водного участка.
— Что надо!
Внезапно сильное течение кинуло баржу влево. Трос натянулся, катер застыл на месте. Баржа меж тем неслась на бурун.
— На камни летит! — крикнул начальник, и кровь схлынула с его краснощекого лица.
Василий с силой повернул тугой штурвал. Катер, круто завернувшись, пошел против течения, а баржа чиркнула бортом по буруну и пронеслась мимо.
Начальник выдохнул. Кровь стала медленно возвращаться к лицу.
— Новая струя! — крикнул капитан. — В том году не было.
Когда проскочили порог, я вышел из рубки. Я отдыхал от напряжения и страха, вдыхал прохладу, жадно глядел по сторонам.
Мимо проходили острова, заросшие негустым лесом, тянулись низкие луга, и совсем не верилось, что пять минут назад эта гладкая и чистая вода неистовствовала, бурлила, разорванная на сотни струй. Нервишки мои успокоились. Ох, и гадкое это дело — расшатанные нервишки!
Впрочем, течение постепенно увеличилось, спереди доносился, все нарастая, шум, и катер с баржей несло в разинутую клыкастую пасть второго, самого грозного порога.
Черные, как гнилые зубы, камни то вылезали из воды, то проваливались, захлестываемые гребнями волн.
Река ходила ходуном, гнала косые валы. И хотя я, можно сказать, был уже не новичком в этом деле, душу мою опять медленно забирал страх, и я попятился поближе к рубке…
Гошка же — черт бы его побрал! — и внимания не обращал на приближающийся рев. С головы до ног мокрый, с всклокоченными волосами, он держался возле матросов, помогал измерять шестом глубину, спускался зачем-то в машинное отделение и сидел у стального крюка-гака, глядя на буксирный трос.
Ну, как тут спрячешься в рубку! Ведь прохода потом не даст. И я стоял у рубки, вцепившись в поручни, точно меня приварили к ним. Намертво стоял.
И снова рев. И брызги встают выше рубки. А корпус катера судорожно сотрясается и ноет под ударами валов и проносится меж кривыми черными плитами, прыгая то влево, то вправо.
И я не ушел. Я выстоял этот страшный порог.
Но еще не все. Чуть пониже его — у́лово: огромный, на полкилометра водоворот. В нем неторопливо кружатся обгрызанные, измочаленные на камнях стволы сосен, остов рыбацкой лодки, сучья и шапки пены.
Бревна, как торпеды, застучали по корпусу, и Василий, лавируя между ними, уводил катер от прямых ударов и ставил под косой, скользящий, неопасный удар. Такой удар не мог помять обшивку корпуса.
И снова от левого берега шло навальное течение, занося баржу в сторону. Рывок штурвала — и катер стал носом к течению, и опять трос напрягся, и баржа выпрямилась…
Читать дальше