Эдит Несбит - Общество «Будем послушными»

«Человек не обязан любить все, о чем он пишет, не говоря уж о том, что он читал, — подхватила Алиса, — Вспомни хотя бы „Погибель на тебя, тиран“, и все, что понаписано о войне, жестоких королях и святых мучениках, да и тот стишок, который ты написал о черном жуке».

К тому времени мы уже миновали местное море, так что миновала и опасность задержаться здесь, но они продолжали толковать о поэзии еще целых полтора поля (я имею в виду, мы прошли целое поле и еще половину, по прежнему вдоль реки). Речка здесь была широкая, но мелкая, были видны все камешки на дне и множество мальков и паучков, скользивших по поверхности. Денни сказал, что раз паучки держаться на воде, значит, она уже почти лед, и скоро будет северный полюс, но Освальд заметил возле леса птичку, которая несомненно была ибисом.

Вдоволь наслушавшись разговоров о стихах, Освальд предложил: «Давайте будем бобрами и построим плотину».

Всем было очень жарко, так что охотно согласились, и вскоре все уже подоткнули и закатали одежду так высоко, как только можно, и любовались на свои ноги, которые в воде кажутся зелеными, хотя на берегу были розовыми.

Строить запруду очень весело, хотя и трудно — об этом вы можете прочитать в любой книге про бобров.

Дикки сказал, раз мы стали бобрами, значит, мы в Канаде, то есть на пути к Северному полюсу, но Освальд молча указал на его залитое потом чело, и Дикки вынужден был признать, что для Северного полюса тут жарковато. Поскольку Дикки приволок с собой ледоруб (самый что ни на есть обыкновенный топор и притом довольно маленький), Освальд, как прирожденный полководец, отправил Дикки и Денни нарезать пласты дерна с травянистого берега, а все остальные пока что перегораживали течение реки камнями. Само собой, здесь было вдоволь ила, иначе самые умелые бобры не построили бы здесь плотину.

Выстроив цепочку камней, мы проложили их пластами дерна, затем снова положили камни и комки ила сверху, как масло на бутерброд, старательно их спрессовав. Мы провели за этой работой несколько часов, прервавшись лишь для того, чтобы съесть по пирожку. Наконец, плотина сравнялось высотой с берегами. Тогда мы подобрали огромный комок глины, подняли его вчетвером и закрыли последнее отверстие, через которое до сих пор шла вода. Нас, конечно, обрызгало напоследок, но какой же бобр не любит купаться. Еще немного глины, и мы закончили свою работу. Должно быть, целую тонну глины извели: на берегу даже яма осталась после наших трудов.

Завершив свое дело, мы пустились в путь. Дикки так вспотел, что даже куртку снял и о Северном полюсе уже не заикался.

Мы шли по течению реки и она вела нас через поле, лес и луг, берег становился высоким, почти отвесным, на головой темные деревья сомкнули призрачные своды, и мы почувствовали себя принцами в волшебной сказке, отправившимися в путь, чтобы сколотить себе состояние.

И тут мы увидели то, ради чего непременно стоило прийти сюда: река внезапно исчезла под каменной аркой, и хотя мы по колени влезли в воду и наклонялись и так и эдак и вертели головой, но все равно не могли разглядеть, где кончается этот тоннель.

Ручей тут был гораздо уже, чем в том месте, где мы играли в бобров.

Любезный читатель, тебе не составит труда угадать, кто произнес:

«Алиса, ты брала с собой свечку. Мы должны исследовать этот путь.»

Но отважный призыв Освальда натолкнулся на холодное молчание.

Они сказали, это им неинтересно, а вот к чаю вернуться хочется.

Лучше бы они честно сказали, что струсили, а то как что — сразу чай.

Освальд и ухом не повел. Он сказал в присущей ему полной достоинства манере (и вовсе не обиженно):

«Ладно, крошки. Ступайте домой, и пусть няня уложит вас в кроватку»

Тут они все сказали, что пойдут вместе со мной. Первым шел Освальд и нес в руке свечу. Идти было не так-то просто, создатель этой подземной галереи не подумал об отважных бобрах, которым суждено было однажды в нее проникнуть, и нам пришлось согнуться почти что вдвое.

Но наш вождь бесстрашно шел в перед, не слушая жалоб своих верных сотоварищей и что они там ворчали о своих разламывающихся (как будто пряники) спинах. Первопроходцы, бобры…

Туннель был длинный-предлинный, и даже Освальд обрадовался, когда, наконец, увидел впереди свет. Те, позади, тоже радостно завопили. Пол тут был каменный, так что идти было не очень-то трудно. Будь под ногами острые камешки или гравий, они бы повернули назад, я уж знаю.

Проблеск света в конце тоннеля все разрастался, и вот бестрепетный вождь уже моргал, заново привыкая к солнцу, и свечка в его руке казалась до смешного ненужной. Он вышел на свежий воздух, остальные вслед за ним, и все мы в один голос сказали: «Ого!» Кусты здесь росли у самого выхода из тоннеля, так что мы почти ничего не видели. Хорошенько потянувшись и разогнув спины, мы пошли дальше вверх по течению и никто уже не говорил о чае, хотя, как потом выяснилось, кое-кто все-таки думал о нем.