Николай Асеев - Добровольцы

— Да чего мне тебя обманывать — я и сам глазам своим не верил, так нет же, вишь, — напечатано черным по белу!

— Ох, Господи, пойдем же вон к воротам, на лавочке присядем, даже у меня от радости ноги подломились. То-то мне всю ночь пироги снились, да будто я всю ночь над ними плакала, уж это верная радость наяву будет. Ну читай, читай! — говорила Цветьиха, присаживаясь на лавочку и подпирая худое лицо свое костлявой, высушенной временем рукой.

— А вот слушай. Васейка-то теперь на всю Расею известен стал; его голыми руками не захватишь. Вишь, вот: «Четырнадцатилетний герой, — так и пропечатано. — В N-ском полку награжден орденом святого Георгия мальчик-герой, за спасение командира полка, сраженного снарядом, которого он вытащил из-под огня, а также за ценные донесения, способствовавшие успеху боя под деревней N».

— Вишь, вот старуха, слыхала! Георгиевское отличие заслужил, — а ты плачешь. Радоваться, куриная душа, надо, да Бога славить. Ну, поплачь тут покамест, а я по деревне пойду, тебе первой сказать-то шел: дай, думаю, старушку Божью порадую с утра!

Староста, поскрипывая валенками по снегу, пошел от Цветьихи, которая уж и не вытирала бежавших по лицу счастливых слез. Потом, поднявшись, обернулась она к горевшему на солнечной зорьке кресту колокольни, опустилась на колени прямо в снег и, осеняясь широкими крестами, стала отсчитывать обещанных сто поклонов — «если весточка об Васютке придет». Губы ее шептали беззвучно, а на старом морщинистом лице сияла тихая радость.

Сладко спят сады деревни Сугровы под саженным снегом. Весело вьются дымки над избами. Тихо. Только, поскрипывая по снегу полозьями, прокатят широкие розвальни в город за покупками. Скоро Рождество: парни и девки пойдут колядовать под окнами, ребята, склеив разноцветную звезду, пойдут славить Христа по улице, но меж ними на этот раз не будет Васейки. Он стоит, опершись на винтовку, в разведочном «пикете», зорко вглядываясь в ночную темь своими синими ясными глазами.

Андрюша привстал на кровати, стараясь, чтобы «противные» ржавые пружины не скрипели, осторожно спустил ноги на пол и стал быстро одеваться, не зажигая огня.

Луна, впрочем, смотрела в окно, но мальчику от этого было не легче — ему казалось, что «эта противная шпионит» за ним и строит ему рожи — и он старался встать в неосвещенную полосу.

Застегивая куртку и одевая на ходу пояс, Андрюша все же подошел крадучись к окну. Здесь ли уже Миша? Но не успел мальчик взглянуть на улицу, как испуганно попятился назад, чуть не крикнув. Так и замер он от ужаса, сжимая рот обеими руками. И только несколько секунд спустя понял, что испугавшая его страшная рожа с огромными ушами было не что иное, как лицо Миши, припавшего снаружи к окну и державшего растопыренные пальцы по обе стороны головы.

Андрюша быстро оправился, сделал рукою жест, выражающий, что вот, мол, одет и все обстоит, как следует, лег на пол, достал из-под кровати узел и, схватив пальто и фуражку, двинулся к двери. Однако раздумал. Вернулся к окну, тихонько открыл его, тихонько перебросил Мише вещи и мигом выскочил на тротуар.

— Закрой за собой окно, — прошептал Миша.

— Нет уж, спасибо, — буркнул Андрюша. — И так довольно страха натерпелся! Все казалось: заскрипит, стукнет, услышат. Бежим, брат, нечего, еще чего доброго хватятся нас.

И мальчики помчались вдоль улицы.

На вокзале творилось нечто невероятное. Такой толпы мальчики не видели еще никогда. На платформе кучами лежал багаж, а кругом него и на нем всюду сидели, стояли, двигались люди. Многие дети плакали, среди взрослых кричали, шумели, иногда ругались.

— Осторожнее, задавите детей! — отчаянно кричит мать, прижимая к себе двух малюток и стараясь отвести угол сундука, который проносят мимо.

— А какое мне дело до ваших детей! — грубо отвечает господин с сундуком. — Сидели бы дома!

Дети заливаются слезами. Мать отчаянным движением успевает вовремя оттолкнуть сундук и старается унять испуганных малышей.

В поезд лезут и в двери, и в окна.

В одном окне застряла полная дама. Ее стараются протолкнуть, она кричит и причитает.

А вот на ступеньках вагона двое взрослых пассажиров дерутся. Толпа вокруг кричит. Один из дерущихся, чувствуя, что противник одолевает, надевает ему на шею крючковатую ручку тросточки и, вцепившись в нее двумя руками, тянет соперника вниз со ступенек.

В вагонах такая теснота, что попавший внутрь не может уже более выйти наружу. Сбившись в кучу, стоят в проходах между скамейками, в коридорах, в уборных, на площадках вагонов.