Владимир Кобликов - До свидания, эрлюсы

Наташка ходит за братом по пятам и строго оберегает от всяких опасностей. Васька всегда стремится к запретному. Ему хочется брать ножи, открывать газ, забираться на подоконник, печатать на папиной машинке. Наташке тоже хочется все это делать, но ответственность обязывает быть строгой и разумной.

Ни у кого Василек не ведет себя так хорошо, как у Наташки. Может, знает он, что от нее пощады не будет, а может, считает, что оставаться вдвоем с сестрою — это интересная игра. Даже на горшочек при ней он садится без долгих уговоров.

Наташка время по часам определять не умеет. Она запомнила только положение стрелок, когда надо укладывать Василька спать. Она раздевает брата, умывает его и подсаживает на мамину кровать. Потом раздевается и ложится с ним рядом. Василек обнимает Наташку и клянчит:

— Татуль, расскажи сказку…

Репертуар у Наташки разнообразный. Начинает она с «Мухи-Цокотухи». После «У лукоморья дуб зеленый» читает «Песню о вещем Олеге». Все это Наташка узнала от мамы. Когда книжный запас иссякает, Наташка начинает выдумывать свои сказки. Они почему-то всегда страшные.

— Жили-были братик с сестричкой. Ушла их мама на работу.

— На какую? — требует точности Василек.

— Воду в ступе толочь, — не задумываясь поясняет сказительница. — И приказала никому не открывать дверь. — Наташка останавливается и думает, какую бы воспитательную линию провести дальше в сказке. — Вот… вот… — повторяет она несколько раз в раздумье, — вот пошла сестра за конфетой на кухню…

— Тата, дай конфету, — перебивает Василек.

— Глупый! Это же в сказке! Слушай дальше. Пошла сестра в ванную умываться, а глупый маленький братик подошел к двери и открыл ее. А злой тигр как вскочит в комнату! — Наташка переходит на панический шепот. — Как… проглотит братика… А за тигром разбойники… Братик в животе плачет. Тигр все в доме съел: и пианино, и папину машинку, и шкаф — все-все. Мама пришла, а в доме пусто. Плакала мама, плакала и пошла искать тигра. А с нею три милиционера. Они как… поймают тигра… Как… ему разрежут живот. А хочешь, Василек, я тебе про страшного волка расскажу?

— Расскажи, — сонно соглашается брат.

Следующая Наташкина сказка еще страшнее.

— Интересно? — тихо спрашивает она, но Василек не отвечает: он уже заснул. Наташке становится боязно от собственных сказок. Она прислушивается к каждому шороху в квартире и начинает будить брата:

— Василек, а Василек, ты на горшочек не хочешь?

Николка уже почти проплакался, всхлипывал совсем редко, только когда надо было шмыгнуть носом. Под одеялом было темно и сиротливо. Николку обидели, и он, не переставая, твердил про себя: «Убегу. Все равно убегу!» Да и какой смысл оставаться, если тебя никто не любит?

А Николка любил своего отца. Он ему представлялся самым сильным человеком. Недаром отец работал на МАЗе. Иногда он брал Николку в рейс. Сын сидел в кабине, на высоком сидении и сверху вниз посматривал на «москвичей», «победы» и «газики». К ним он относился без уважения и часто покрикивал на них:

— Берегитесь! Задавим!

Маленькие автомобильчики проворно уступали дорогу рокочущему МАЗу. А отец в такие минуты улыбался.

«Вырасту — обязательно буду ездить, как папка, на грузовике», — давно решил Николка. И ему очень хотелось стать поскорее большим. Николка часто подходил к дверной стойке, где ежегодно в день его рождения делались карандашные отметинки. Но как ни вытягивался он, держа ладонь над головою, последняя отметинка не отставала.

Николка учился в первом классе. Свою учительницу он недолюбливал. Уж очень часто она повторяла: «дети», «ребятки», «малыши». Дома Николку называли большим, особенно когда надо было сбегать в магазин или когда оставляли нянчить сестренку. И Николка все делал: ведь он большой, а большие много работают.

А как обрадовался Николка школьной форме. Не так фуражке с кокардой и ремню с бляхой, как длинным брюкам с настоящими карманами.

Эти-то карманы сегодня и подвели Николку. Он не испугался, когда отец вынул из них жестяную коробку с тремя папиросами и спички. И не так важно, что его выдрали в присутствии соседского Лешки. Обидно совсем другое: все твердили, что Николка — большой, сам же отец называет его большим. А большие курят, и никто их за это не наказывает.

Лежа под одеялом, Николка возмущался несправедливости взрослых: «Сами курят, а мне нельзя. Убегу! Обязательно убегу!»