— Летняя довузовская факультативная программа по искусству. Меня взяли на курс писательского мастерства.
— Здорово, — сказал он.
— На самом деле все не так уж здорово, потому что мне не нравятся люди в моей группе, они все надменные и склонны к суициду, и все мы приехали сюда сегодня на чтения Крови и Чернилах, и они все просто в экстазе от всего этого, а я нет, и наш учитель он писатель Самуэль Мак-Дугал слышал о нем? Нет? И вот он посоветовал нам погулять немного по городу, чтобы впитать звуки, запахи и посмотреть здесь все, чтобы потом мы могли обо всем этом написать, и я решила зайти сюда отдохнуть, хотя мои родители были бы в шоке, если бы узнали, что я брожу одна по Нью-Йорку, но ничего нет тупее хождения большим стадом… — единым духом, без пауз, выпалила я.
Уточнение: на свете не бывает ничего тупее, чем тупица, которая никак не может заткнуться.
Слава богу, Пол Парлипиано указал на один из свободных столиков, и этот его жест помог мне замолчать. Он сделал это без всякой задней мысли, как будто это было совершенно обычным и естественным делом для меня, Джессики Дарлинг, сидеть и пить кофе с ним. Полом Парлипиано, моим бывшим объектом повышенной сексуальной озабоченности, средь бела дня, в этой маленькой кондитерской для тинейджеров в самом центре Нью-Йорка, штат Нью-Йорк, Соединенные Штаты Америки. А раз уж случилось такое , то разве не было возможно все что угодно? Почему бы нам не влюбиться друг вдруга по уши, не пожениться и не нарожать кучу детей? Вообще-то я не очень люблю младенцев. Моей терпимости не хватает на тех, кто сидит в собственных фекалиях. Но что-то в Поле Парлипиано заставляло меня хотеть размножаться. Меня неудержимо влекло слиться с ним воедино.
Я села.
Пол Парлипиано задержался, посмотрел на столик снизу вверх и брезгливо поморщился. Затем он взял салфетку и, манерно держа ее за уголок, стал со стола смахивать крупицы сахарного песка и крошки от кекса, оставленные предыдущим посетителем. Сел он только тогда, когда поверхность стола была полностью очищена от кусочков пиши. То, как изящно он произвел этот жест очищения, напомнило об одной маленькой, но очень важной детали, которая делает невозможным наш медовый месяц: ПОЛ ПАРЛИПИАНО — ГОМОСЕКСУАЛИСТ.
Было несложно забыть об этом, он выглядел так же, как всегда. Он не был похож на гея, с тех пор как окончил школу. Не сделал мелирования цвета платины в блондинистых кудрях. Никаких розовых заколочек. Никаких татуировок со словами: «Я ЗДЕСЬ. Я ГОЛУБОЙ. ПРИВЫКАЙТЕ К ЭТОМУ».
— Нравится тебе учиться в Колумбийском университете? — рискнула спросить я.
— Очень! Колумбия — это лучшее решение, которое я принял за всю свою жизнь, — кивнул он, водя тонким пальцем по краю чашки. — Я подумал, что и ты здесь поэтому.
Я не поняла, что он имеет в виду.
— Я подумал, что ты приехала поглядеть на колледжи.
— Я? Э-э, нет.
— О, — протянул он, и его рот принял форму овала как раз такого размера, в который могли бы поместиться мои губы. — Джессика?
— А? Что? — опомнилась я, вернувшись к реальности, в которой мой собеседник был неумолимо голубым. — Ты что-то сказал?
— Куда собираешься поступать в следующем году?
Глубокий вздох.
Если ты ученица выпускного класса средней школы, то все, с кем тебе приходится контактировать, неизбежно задают какой-нибудь вариант этого вопроса, причем не позже чем через тридцать секунд после приветствия. Так что лучше всего иметь наготове быстрый ответ. До сего дня мой вариант был такой: «Университеты Эмхерст, Пьедмонт, Суартмор или Уильямс».
Лицо Пола Парлипиано стало кислым, словно он глотнул из пакета молока, срок годности которого истек еще во времена администрации первого Буша.
— Чем тебе не нравятся эти вузы? Так уж получилось, что все четыре входят в двадцатку заведений, в которые труднее всего в мире поступить. Фактически в них поступить сложнее, чем в некоторые университеты или колледжи «Лиги плюща».
Что-то ты, Джесс, развыступалась.
Сморщенное лицо гея чуть-чуть разгладилось, как бы говоря: «Это хорошие университеты».
— Тогда что у тебя с лицом?
— Ну, просто все они расположены, как бы это сказать, где-то на задворках, — промямлил Пол. — Как это ты рискуешь жить в студенческом городке неизвестно где?
— Тебе, правда, интересно?
Пол Парлипиано откинулся на спинке стула и сделал такой жест, будто хочет обнять колокольню. Ну, знаете, как в той детской песенке: «Вот церковь, вот колокольня, открываем дверку…»
Читать дальше