Виталий Тренев - Бриг «Меркурий»

Казарский глянул на Максимыча. Старик стоял, припав к штурвалу всем телом, уронив голову на колесо. Руки его разжались, колесо поспешно завертелось само но себе. Максимыч медленно соскользнул вниз, пятная кровью белые, вылощенные доски палубы.

Бриг рыскнул, паруса заполоскали. Казарский схватился за спицы, выравнивая судно. Из тучи дыма позади «Меркурия» выплывали турецкие корабли, уже оправившиеся от смятения.

— Максимыч, голубчик! — позвал Казарский и, придерживая одной рукой штурвал, другой тронул старика за плечо.

Тот мягко опрокинулся навзничь и остался недвижим, выставив упрямый, запятнанный кровью подбородок. Но вот рулевой шевельнулся и с трудом разлепил залитые кровью веки. Казарский торопливо глянул вперед по курсу, назад, на турок, и, не выпуская из рук штурвала, перегнулся к раненому.

Максимыч медленно шевелил побледневшими губами. Выцветшие глаза его казались совсем белыми.

— Отслужил, ваше благородие, — услышал Казарский слабый шопот. — Ваше благородие…

— Что, голубчик?

— Васютина… в штурвалу… племяш мой… потрафит… Сам обучал…

— Спасибо, старик, — дрогнувшим голосом сказал Казарский.

Он посмотрел в лицо Максимыча, перехватил колесо левой рукою и медленно перекрестился. Холодные глаза его потеплели и влажно блеснули.

— Васютина на ют! — выпрямившись, крикнул Казарский.

— Есть!

Крепыш, топоча, взлетел по трапу, с улыбкой остановился перед капитаном и отдал честь. Глаза его перебежали на тело, лежащее, у штурвала, и улыбка сбежала с его лпца.

— Принимай пост, Васютин, — отрывисто сказал Казарский.

Васютин медленно стянул шапку с курчавой русой головы, перекрестился истово, поясным поклоном поклонился телу и принял забрызганный кровью штурвал из рук Казарского.

Стихшая было на четверть часа пальба снова разгорелась. Снова, сверкая выстрелами с обоих бортов, бриг ловко уклонялся от губительных залпов врагов. Стодесятипушечный корабль капудан-паши снова стал сближаться, стараясь поймать «Меркурий» продольным залпом.

Казарский, выждав надлежащее время, круто повернул, и избитый, закопченный, но все еще грозный бриг повернулся правым бортом к неприятелю и пошел, кренясь и пеня воду, наперерез его курсу.

Командовавший артиллерией левого борта Скарятин, пользуясь свободной минутой, подошел к бочке, стоявшей посреди палубы, чтобы напиться. Лицо его было закопчено и изборождено грязными полосами — потоками пота, но выражение его было жизнерадостно, как и всегда, и карие глаза лучились веселостью.

Набирая в ковш воды, он увидел в нескольких шагах Новосельского, который стоял спиной к нему, прикидывая наглаз расстояние до вражеского корабля, выжидая момента, чтобы влепить ему весь бортовой залп.

Его элегантный, выутюженный мундир был разорван от обшлага до плеча. Шляпа отсутствовала, модная прическа была встрепана, и в довершение всего этот светский денди поднял руку и обшлагом стал стирать с разгоряченного лба пот и грязь.

Скарятин впервые за время боя увидел приятеля, и что-то горячее повернулось у него в груди, глаза повлажнели, но сейчас же засветились смехом, и он крикнул:

— Жарко, Федя?

— А, Сережа, жив? — с радостной улыбкой оглянулся на него лейтенант. — Жарко, друг.

— Ничего, пар костей не ломит. Зубкам полегчало. Федя?

В это время грохнули погонные пушки турка, ядра прошли над головой друзей, обдавая их тугой струей гудящего воздуха, что-то хрустнуло вверху, большой обломок дерева попал Новосельскому в спину, и он упал на палубу.

Скарятин выронил ковш, но лейтенант мигом поднялся на ноги, пошатываясь и размазывая по лицу кровь.

— Ты ранен? — крикнул Скарятин.

— Ерунда! — сердито махнул рукой Новосельский. — Антипенко, прицел! — крикнул он усатому комендору и вместе с ним кинулся поверять наводку пушек. — Первая!

Загремел бортовой залп, и когда дым немного разошелся, громкое «ура» прокатилось по морю. Новосельский разбил у врага гротовый рангоут и перебил ватер-штаги [24] Ватер-штаги — снасти и деревянные части, удерживающие бушприт снизу. . От этого вся оснастка судна ослабела, и корабль не мог больше итти полным ветром, рискуя потерять мачты. Дав последний залп, не причинивший вреда, стодесятипушечный корабль лег в дрейф и вышел из боя.

Остался один семидесятипушечный противник. Кренясь, на всех парусах он выбегал из-за дрейфовавшего капудан-паши, намереваясь добить «Меркурий».

Неравный бой продолжался, но русские моряки, выбившие из строя более мощного врага, дрались еще яростнее. Неприятель приблизился, но держал почтительную дистанцию. Когда Казарский, маневрируя, кидался к нему навстречу и «резал нос», чтобы избежать бортовых залпов, он панически отворачивал в сторону.