Виталий Тренев - Рассказы (-)

Тренев Виталий Константинович

Рассказы

БРИГ "МЕРКУРИЙ"

(Русско-турецкая война 1829 года)

Фрегат "Штандарт", бриг "Орфей" и восемнадцатипушечный бриг "Меркурий" были посланы к Босфору от эскадры линейных кораблей адмирала Грейга, находившейся у Сизополя. Задачей этих дозорных судов было следить за движениями турецкого флота.

Вечерело. После жаркого и тихого майского дня потянуло холодком. С норда набежал ветер, и гладкое бледно-голубое море, весь день неподвижно дремавшее под горячим солнцем, зашевелилось и потемнело.

Крутая волна начала плескать в высокий темный борт "Меркурия". Паруса вздулись, натянулись снасти. Бриг накренился. Вдоль бортов, зашумев, побежали, пенясь и отставая, отвалы темно-зеленой воды. Судно прибавило хода. Вдали, почти на горизонте, лиловел далекий Анатолийский берег. Между ним и бригом неслись, как белые птицы, "Орфей" и "Штандарт". Корабли шли в виду берегов развернутым строем в миле друг от друга.

На "Меркурии" вахтенные матросы прятались от засвежевшего ветра между орудиями с наветренного борта. Капитан брига лейтенант Казарский и вахтенный начальник лейтенант Скарятин, поеживаясь, стояли на юте1. Казарский глянул на небо, стараясь угадать, какая будет ночью погода.

Небо было безоблачно и огромно. Солнце склонялось к потемневшему морю. Прозрачное тонкое стекло неба на западе плавилось и пламенело. В зените оно было еще темно-голубое, глубокое, почти синее, а на востоке прозрачно-зеленоватое, но тускнело на глазах, приобретая сумеречные сиреневые тона.

- Задувает свежачок, Александр Иванович, - сказал Скарятин. - Можно сказать, привет из любезного отечества.

- К утру уляжется, - коротко отвечал Казарский.

- Васютин, шинель! - крикнул Скарятин.

- Есть, ваше благородие!

Из-за пушки бомбой вылетел белокурый крепыш-матрос и стремглав бросился к трапу, стуча каблуками.

- Что вы, батенька, ведь май на дворе, - усмехнулся Казарский.

- Май-то май, а шинель надевай! - весело отвечал румяный, жизнерадостный Скарятин.

На ют поднялись лейтенант Новосельский, мичман Притупов и переводчик грек Христофор Георгиевич, три дня тому назад поступивший на бриг.

- Эка благодать, господи прости! - картавя, сказал Новосельский и набрал полную грудь влажного, терпкого морского воздуха. - А мы-то внизу сидели, как проклятые...

Лейтенант был не в духе. Он проиграл греку семь рублей. Христофор Георгиевич, не без пользы проводивший время в кают-компании, довольно щурился, раздувая ноздри, и шевелил черными огромными усами.

Бриг начало покачивать на нарастающей бойкой волне.

Казарский, высокий блондин со строгой осанкой и серьезным узким лицом, поглядел на переводчика.

- Качки не боитесь, Христофор Георгиевич? - спросил он.

- О! Нету, нету! - заторопился грек. - Ми много-много моря плавал. Ми море знаем. Наша Греция - куругом, куругом море есть.

- У них, в Греции, Александр Иванович, все капитаны, - подмигивая, сказал Скарятин.

Христофор Георгиевич с опасением глянул на лейтенанта, допекавшего его шутками. Казарский, пряча сдержанную улыбку на тонких губах, поднес к глазу зрительную трубу.

- Все шутить изволите, господин лейтенант, - недовольно процедил Новосельский, трогая мизинцем зуб, который начинал ныть.

- Смеяться, Федя, не грешно над тем, что кажется смешно, - отвечал Скарятин, кивая на коренастую фигурку переводчика.

- Вона! Вона! Эх! Эх! - закричал Притупов. - Господа, дельфины!

Все, кроме вахтенного начальника и Казарского, подошли к борту. От брига и высоких парусов на море ложилась тень. Вода там была темная, сине-зеленая, но прозрачная. Торопливые крутые волны, рассыпаясь белой пеной, одна за другой отставали от брига. Между ними мелькнул в воздухе черный круглый горб спины с острым плавником, сверкнуло белое брюхо.

Одна за другой проносились под водою быстрые тени. Гладкие, тугие тела вылетали на поверхность и уходили вглубь.

- Эвона! Эвона! Эх, эх! Красота! - восхищенно покрикивал Притупов.

- Кефаль, кефаль! Они кефаль гонят! - закричал грек, указывая вперед.

Серебром сверкающая кефаль стайкой прошла под киль брига.

Скарятин не выдержал, подошел глянуть за борт.

- Кефальчики, толстячки! - с умилением сказал он, причмокивая полными, яркими губами.

- Поохотиться бы, господа, а? - оживившись, сказал Новосельский, забывая про ноющий зуб. - Господин капитан, разрешите?

- Что ж, пожалуй, - отвечал Казарский.