Галина Карпенко: Тимошкина марсельеза

Прислонив шарманку в уголок, дед сел за стол. К нему подошёл половой. Он принёс на подносе чайник и два стакана на блюдцах.

— Садись, — сказал дед.

Тимошка сел на краешек табурета и обнял свой стакан озябшими руками. Он понял, что щей нынче не будет.

— Грейся! — сказал дед. — Грейся!

Обжигаясь, Тимошка стал пить. Дед брал щепоткой соль и запивал её кипятком. Было похоже, что он пьёт чай с сахаром.

Тимоша тоже взял соли.

За соседним столом сидели мужики. Они пили чай с хлебом. Тимошка поглядывал на чёрные ломти, которые мужики отрезали от краюхи, и, глотая кипяток, думал: «Дали бы ломоть».

Зажмурив глаза, он вдруг ясно увидел мягкий ломоть у себя на ладони. Холодный пот выступил у Тимошки на лбу, его мутило, и он распахнул свою одёжку.

Больно клюнув Тимошку в плечо, попугай Ахилл решил выглянуть на свет. Мужики с удивлением смотрели, как по узорчатой клеёнке, осторожно ступая корявыми лапками, расхаживает диковинная птица.

— На-кось, — сказал один из них, — покроши! — и протянул Тимошке большую чёрную корку.

— Возьми, — сказал дед.

Тимоша взял.

— А он будет жрать? — спросил мужик, кивнув на Ахилла.

— Будет, будет, — поспешно ответил Тимоша и стал сыпать перед попугаем чёрные крошки.

— Не жалей, — сказал ему мужик. — Пущай клюёт! Небось заморский?

Дед поглядел на мужика и ответил грустно:

— Он из Вест-Индии.

— А-а-а, — протянул мужик. — Из Вест…

С других столиков тоже увидали попугая. И надежда съесть чёрную корку самому у Тимошки исчезла. Глотая голодную слюну, он подвигал линялому Ахиллу крошку за крошкой, и тот давился, удивляясь Тимошкиной щедрости.

Мужики допили чай, утёрлись шапками и спрятали свою краюху в мешок. Тимоша поднёс к губам мокрую пустую ладонь и слизнул с неё хлебный дух.

Сытый попугай, прислонившись к тёплому чайнику, опустил веки. А Тимошка от усталости и голода будто закружился на карусели. Перед ним замелькали столы, чайники, столы, чайники…

Шум голосов, чей-то крик слились в густой и вязкий звук: «У! У! У!» Всё, что было рядом, вдруг куда-то отодвинулось и исчезло. «У! У! У! — гудело у Тимошки в ушах. — Ууу…» Когда Тимошка открыл глаза, над ним стояли дед и матрос. Тот самый матрос, который заступился за музыку.

— Что, браток, — спросил он Тимошку, — сомлел?

Преодолевая тяжесть в руках и ногах, Тимошка с его помощью взобрался на табурет.

— Держись, герой! — сказал матрос. — А то опять свалишься. — И, оглядев сидящих в трактире, крикнул: — Именем революционного закона, по постановлению Совета Народных Комиссаров, хлебные излишки изымаются безвозмездно! Понятно?

В трактире наступила тишина. Кто-то, звякнув блюдечком, спросил осторожно:

— Что же, обыск будет?..

— Прошу приготовить документы! — сказал матрос.

В дверях трактира, заслонив штыками выход, стоял вооружённый патруль.

— Где квартируете? — спросил матрос у шарманщика, перелистывая его потрёпанный паспорт.

— За Нарвской, дом три.

— Как же он пеший дойдёт? — Матрос кивнул на Тимошку.

Тимошка, бледный до синевы, держался за стол.

— А что делать, господин матрос? Нам, господин матрос, фаэтона не подадут, — усмехнулся старик.

— Репкин! Репкин моя фамилия! — И, нахмурившись, матрос спросил у Тимошки: — Ну как? Дойдёшь, сынок?

Тимошка молчал. Ему было всё равно, дойдёт он нынче до заставы или нет. Ноги у него дрожали, а в голове продолжало шуметь.

— Это невежливо, Тимофей. Господин Репкин тебя спрашивает.

Дед смотрел на Тимошку с укоризной, а матрос, тот не обиделся.

— Не робей, Тимофей, не сдавайся!

Махнув рабочему, который стоял в дверях, Репкин распорядился:

— Савельев, выпусти музыкантов!

Шарманщики поднялись по ступеням.

— Проходи, проходи… А вы обождите, — сказал патрульный мужикам с мешками, которые дали корку Ахиллу.

И дед с Тимошкой вышли на улицу.

Тихо, не слышно выстрелов, а в городе война. «Враги революции хотят задушить нас голодом! Спекулянтов хлебом расстреливать!» — гласит расклеенный на стенах домов приказ правительства.

На улицах, на вокзалах — вооружённые патрули. Они останавливают подозрительных.

— Что у вас в узле, гражданин? Следуйте за нами в комендатуру.

На железнодорожных путях отцепили вагон. На вагоне надпись: «Осторожно, снаряды». Открыли — мука. Сопровождающих — в трибунал, там разберутся.