Внезапно тишину нарушил душераздирающий визг перепуганной наблюдательницы, находящейся под дубом, и в тот же момент высоко над уткой с высокого берега вылетел пятнистый комок и на какую-то долю секунды, казалось, повис на фоне чистого голубого неба. Ноги его бешено работали, большие уши относило ветром назад, смешной хвостик крутился, как мутовка, взбивающая белок, — Шпунтик Собачья Лапа долю секунды наслаждался свободным полетом.
Затем тяжелая голова потянула вниз, у Шпунтика вырвался испуганный визг, когда темная вода устремилась ему навстречу, и — «уи-уи-уи-плюх-бульк!» — Шпунтик скрылся под водой.
Когда он всплыл на поверхность, то перед ним оказался противоположный берег и он не мог видеть успокаивающей его мускусной утки, которая подплыла к нему совсем близко. Он видел только океан воды вокруг себя, и воды этой он хлебнул уже изрядно. К новоприобретенному понимаю того, что свиньи не могут летать, добавилось ужасное открытие: они не могут и плавать. И ведь он это знал. Об этом говорила ему мамочка. Мамочка, которую он никогда больше не увидит.
— На по-о-мощь! — провизжал Шпунтик. — По-о…
Буль-буль-бульк — и он опять ушел под воду. Когда он всплыл во второй раз, он услышал два голоса. Один — его матери, которая отчаянно вопила, стоя по брюхо на мелководье, после того как с топотом примчалась, бросив свой дуб.
— Спасите его! Спасите моего мальчика! — взывала в панике миссис Барлилав.
Другой голос тихо говорил ему в самое ухо:
— Успокойся. Перестань бороться. Не разговаривай. Закрой рот и не открывай. Дыши пятачком. — И Фелисити направилась к противоположному берегу, который теперь был ближе. Она ободряюще покачивала хвостом и часто оборачивалась, чтобы взглянуть на поросенка.
Ее голос звучал уверенно, а Шпунтик даже в панике сохранил присутствие духа и мужество, и он — что ему оставалось? — повиновался: сжал губы, вздернул голову, так что ноздри уставились в небо, как сдвоенные пулеметы всплывшей подводной лодки, забил задними ногами, как безумный стал загребать передними собачьими лапами и при этом изо всех сил старался вообразить, будто мчится сквозь высокую траву.
К своему изумлению, он начал продвигаться в воде вслед за уткой, сперва медленно, потом быстрее по мере того, как освоил толчок и обрел большую уверенность, и под конец поплыл с такой скоростью, что у берега поравнялся с уткой и они коснулись ногами дна в поросшем тростником заливчике одновременно.
Они посмотрели друг на друга. Глаза их блестели — у Фелисити от радости, но слегка насмешливо, у Шпунтика от облегчения и торжества по мере того, как к нему приходило осознание происшедшего.
— Свиньи не могут летать, — произнес Шпунтик. — Но один поросенок, — тихо начал он, — может… — произнес он погромче, — ПЛАВАТЬ! — прокричал он во весь свой писклявый голос и поплыл сам по себе в сторону ждавшей его на берегу матери.
Все это время миссис Барлилав вопила: «Спасите моего мальчика!» — пока он не очутился, как ей показалось, в безопасности. Но как только он поплыл поперек глубокого ручья, она опять принялась визжать и визжала, пока ушей ее не коснулись звуки двух голосов.
— Успокойтесь, матушка. — Этот голос принадлежал утке, которая поднялась в воздух, перелетела через голову плывущего и приземлилась рядом со свиньей. — Он в порядке. Прислушайтесь.
Когда свинья замолчала, послышался другой голос, которого не заглушил тихий плеск воды в заводи, — голосок ее сына, который приближался к ней:
— Мамочка! Мамочка! Посмотри на меня! Я плыву! Это легко! Смотри!
И пока мать смотрела на него, разинув рот, маленькая фигурка продолжала грести, гоня перед собой небольшую волну, которая образовалась благодаря скорости продвижения.
Однако миссис Барлилав так до конца и не поняла, что произошло, начиная с той минуты, как ее разбудило солнце. Едва Шпунтик вылез на берег и отряхнулся, как делает плавающая за дичью охотничья собака, она повернулась и стала подниматься вверх по склону к вершине холма, в то же время выговаривая сыну, как свойственно мамашам после сильного испуга, причиненного их ребенком:
— Глупый мальчишка. Нехороший мальчишка. Скорей поднимайся, побегай на солнышке, а то простудишься насмерть. Говорила я тебе — не подходи к воде. Чтоб больше туда ни ногой, понятно? Никогда. Прямо и не знаю, что бы отец сказал, если бы знал…
Читать дальше