Виктор Аланов - Петька Дёров

Петька смотрел на разгоряченное лицо друга. Ему было и жалко товарища, и как-то обидно за него. В такое время Фомке приходится оставаться в Пскове, ухаживать за больной старухой…

— Ты не волнуйся, Фома, — примирительно заговорил он. — Я понимаю, конечно… Тебе самому еще оправиться надо: такое пережил…

— Что?! — Фомка соскочил с топчана и остановился перед Петькой, сжав кулаки. — Ты что, думаешь, я отдохнуть захотел? В тепленьком месте пережидать буду? Ты что, думаешь, — я боюсь идти в лес? Думаешь, мне страшно? Так думаешь? Говори!

Шрам на лбу Фомки вздулся и покраснел, глаза блестели, он почти задыхался. Петька невольно попятился. Искаженное лицо товарища показалось ему страшным.

— Что ты… Я же зпаю… — бормотал он, отступая.

— Думаешь, я трус? Да? Трус? Думаешь, если расстреливали, так теперь я их, гадов, боюсь… Да я их всех, всех еще, как того… Вот! Видишь? Помнишь?

Сунув руку глубоко за пазуху, Фомка вытащил что-то блеснувшее при свете. Петька узнал нож, принесенный им когда-то с собой в Псков. Он вспомнил, что, уходя с колокольни в последний раз, забыл его на выступе стены.

— Вот им я и заколол Бурхардта, — вдруг как-то совсем спокойно закончил Фома.

— Кого?

— Немец, фельдфебель. Ух, и гад был! Он меня на вокзале арестовал и на расстрел вывозил. Не думай, я не за себя только. Когда я еще в тюрьме был, мне о нем говорили другие заключенные. Для него человека погубить — лучше радости не было. И вот, когда я жив остался, обещал себе — не за себя, за всех убью гада. Понимаешь?

— Понимаю.

Петька взял Фому за руку.

— Фомка! Не сердись только, не волнуйся. Ты, знаешь… ты тоже настоящий партизан… Ничего, что в городе. Это ведь всё равно — где. Тебя в отряд с радостью примут. Вот увидишь.

Фома скупо улыбнулся.

— Ну и ладно. А Сергей Андреичу вот что скажи, — уже спокойно заговорил он. — Скажи ему так: жив Фома и готов выполнить любое поручение, любое задание в Пскове. А как сможет, — сам придет. Скажешь?

— Скажу, — твердо пообещал Петька и добавил вдруг — только ты скорее приходи, слышь.

На другой день после этого разговора Фома провожал Петьку.

— Смотри, не забывай да Сергей Андреичу всё передай, — наставлял он Петьку. — Адрес помнишь?

— Помню.

— Ну то-то. А насчет меня не беспокойтесь. Как только бабка Агафья поправится, — сразу к вам приду, — утешал Фомка Петьку. — Тогда снова вместе будем фрицев бить.

Петька пришел на условное место, где должна была быть зарыта бутылка с указанием, куда перешел отряд. Вытащив старый обветренный столбик, торчавший на лесной просеке, Петька сунул руку в скрытую под столбиком ямку и вынул бутылку, в которой, накрученная на палочку, была бумага. Развернув бумажку, Петька узнал почерк Сергея Андреевича.

В записке сообщалось, что отряд перешел на новую стоянку, в пяти километрах от деревни Дворцово, на берегу речонки Кебь.

Идти надо было через лес на Алексеевку.

К вечеру Петька попал в руки разведчиков своего отряда.

— О, брат, жив!

Что же это ты так долго задержался? А ну, расскажи, — радостно встретил Петьку комиссар.

Петька начал рассказывать всё по порядку, — как пошел на квартиру, как попал в засаду, а потом в тюрьму, как встретился с Фомкой. Когда Петька стал рассказывать про Фому, Сергей Андреевич просто не верил.

— Честное пионерское! — поклялся Петька.

— А что же ты не взял его с собой к нам?

— Не может он сейчас. Бабка Агафья заболела. Одна она, старенькая, а без Фомки ей очень трудно будет, — заступаясь за Фому, как-то виновато ответил Петька. — А вам Фома велел передать, товарищ комиссар, что, если надо какое задание выполнить, — Фома готов.

— Молодец Фома. Я верю, что он сдержит свое слово и, когда старушка выздоровеет, будет у нас в отряде. А между прочим, вот что, Петро, — спросил комиссар, доставая записную книжку, — ты адресок-то помнишь, где Фомка живет? Вот мы и запишем, на всякий случай.

Петька точно обрисовал домик бабки Агафьи, рассказав, где он стоит и как его найти.

— Ну, спасибо, Петя! — И комиссар крепко пожал ему руку. — А теперь иди отдыхай, — впереди у нас еще много работы.

Когда Мария Федоровна Чернова входила в калитку небольшого домика на окраине Пскова, дорогу ей загородил пятилетний карапуз. Упершись руками в бока, широко расставив ноги, он остановился в калитке.