Альберт Иванов - Деревянный хлеб

— Если меня не убьют, — говорил Юрка, — сам я никогда не умру. Не верю я в это. А если очень-очень не веришь, тебя смерть не возьмет!

— Старики верят, — задумчиво спорил Санька. — Будешь стариком и поверишь. Вот хотел бы ты стать девчонкой?

— Что? — оскорбился Юрка. — А девчонки тут при чем?

— Ну, хотели бы они стать мальчишками?

— Еще б!

— Врут они. Не хотели б! Раз они девчонки, значит, они не могут этого сильно хотеть. Не умеют. Бантики, фантики, куколки… А старики, так они верят, что помрут, потому что они старые, — доказывал Санька. — У них все в мозгу изменяется. Моя бабушка говорит: «Как я плясала молодая! Ни за что не верила, что постарею. И вот, пожалуйста. Скоро на вечный покой». Понял? Я об этом всю ночь думал. Смерть, она не сразу приходит, она в тебе поселяется, когда ты родился, и вместе с тобой растет. Ты растешь, и она растет. А как ты совсем вырастешь, ты и помрешь. Дошло?

— Вырастешь? — недоумевал Юрка, утопая в Санькином словесном омуте.

— А как же! Все старые — очень взрослые, а смерть — это когда ты стал самым взрослым, больше не можешь, больше тебе уж некуда. Вот любая старушка взрослее тебя, значит, она раньше тебя помрет.

— А если от опасной болезни? — озадачился Юрка.

— Ладно, опоментайтесь, панове. Опомнитесь, — угрюмо прервал Коршун. — Когда мы вырастем, таблетки иль порошки изобретут — никто помирать не будет.

— Даже от пули? — восхитился Юрка.

— Ага.

— От пули-то, может быть, — размышлял Юрка. — А от снаряда?

— Цо ты хцешь! Что ты хочешь?! Склеют. Живую врачебную воду придумают.

— А от бомбы? — выпытывал Юрка.

— От бомбы — нет, — расстраивался Санька. — Одна пыль останется.

— А-а, от бомбы пусть, прямое попадение редко бывает, — вдруг повеселел Юрка. — Главное, от пуль и осколков вылечат. Уже и сейчас лечат, если несмертельная рана. А тогда и подавно: старое сердце вынут, и нате вам новое. Пойду я доктором учиться, — загорелся он. — А что? Свой врач! Я для вас что хочешь!

— А может, и их оживят… — Витька смотрел на далекий холм с братской могилой. — Вдруг такая наука будет? По одной косточке всего определят и поставят на ноги: живи. Их в первую очередь, они герои. Скажут: «Живите, дорогие товарищи, на здоровье».

— Но всех на свете умерших оживлять не станут, а по выбору, — твердо сказал Санька. — Моего отца, погибшего на войне. Бабушку и маму, если они… Ну, и нас: меня, тебя и тебя. Всех наших родичей, других хороших людей. А вот Пожарина — нет и жадоб-спекулянтов — нет, они сами за три щеки жрут, а ты — голодай! И всех фашистов — нет! Пусть под землей прут!

— Конечно! Еще бы! — поддержали его друзья. — Драгоценные лекарства на них тратить!

И так приятно было считать себя бессмертным. Они еще совсем молодые, а врачи уже стараются, изобретают, ищут. И обязательно найдут. Сколько уже разных лекарств понапридумано. Ну, хотя б через двадцать лет да найдут! И вообще, если от пуза питаться, можно сто пятьдесят лет прожить — научно доказано. Не вечно же по карточкам хлеб давать будут.

Захлюпали понтоны, машины и телеги пошли чаще, мост колотила беспрерывная дрожь. Солнце накрыло знойным куполом реку, город и поле — от горизонта до горизонта наступил день.

Здесь, возле моста, обычно собиралось много пацанов. Свои, дворовые компании, раздельно полеживали на песочке, купались, играли в «отмерного». Это была ТА игра! Что-то взявшая от чехарды, что-то от прыжков через «коня». Проводится черта, и все, присев, прыгают разом с места, как лягушки. Кто неудачно окажется ближе всех, тот и «отмерной». Он становится у черты, согнувшись и крепко уперев руки в колени. С гиком прыгают через него мальчишки, гулко отталкиваясь ладонями от спины, и отмеряют ему новое расстояние по самому дальнему прыжку. Все дальше отходит он… А когда уже невозможно через него перемахнуть — слишком далеко стоит он от начальной черты! — разрешается делать двойной прыжок. Но это лишь в том случае, если «отмерной» согласится. Он имеет право попробовать свои силы и перескочить через кого-нибудь, кто временно займет его место, — одним махом. Не вышло, опять становись — все теперь будут прыгать двойным на законном основании.

Затем снова все останавливаются, совещаются и предлагают тройной прыжок. И так можно до бесконечности.

Ну, конечно, если кому-то не повезет, не сумел перемахнуть, сам теперь становись «отмерным», и игра вспыхнет вновь.

Бывали случаи, когда подбирались такие лихие прыгуны, что как бы загоняли «отмерного» от самой первой черты далеко в степь…