Василий Голышкин - Лёшка

— Как где? — учительница смотрит на меня, как на заблудившегося. — Там, за дверью…

— Там? За дверью? — машинально переспрашиваю я.

— Да… Там…

Я не маленький, но чувствую, что меня уговаривают, как маленького. Однако что же мне было делать?

— Как что? — изумляется учительница, когда я спрашиваю у нее об этом. — Сражаться. На стороне мальчиков или девочек. Ты за кого?

Как это так, толкать ученика на драку?.. И я мужественно отвечаю:

— Я ни за кого!

— Еще лучше! — от слов учительницы веет знобким ветерком мужества. — Тогда иди и сражайся против всех!.. Иди, иди! — и, подтолкнув меня к двери, сама остается в коридоре.

Потасовка в разгаре, когда она входит в класс. Дверь хлопает, и все, на мгновение присмирев, смотрят на вошедшую. Может быть, это запоздавший учитель математики? Нет, свой человек, классный руководитель, никогда не упражнявший на нас своих голосовых связок, так что можно спокойно свести счеты друг с другом: ругаться не будет.

Она и не ругается. Она подходит к учительскому столику, садится и, облокотившись на него, топит лицо в ладонях. Мы переглядываемся и расходимся по местам. В классе воцаряется мертвая тишина, и в этой тишине до нас доносится не то смех, похожий на всхлипывание, не то плач, похожий на смех.

Нас разбирает любопытство, что же это, смех или плач. Учительница отнимает руки, и мы видим, что она смеется. Смеется над нами? Ну этого мы ей ни за что не простим. Пусть бы лучше ругалась!

Мы, надув губы, смотрим на учительницу и ждем, когда она поймет свою педагогическую ошибку и начнет просить у нас… прощения. В конце концов, мы ей не шуты гороховые, а вполне серьезные пятиклассники. И смеяться над собой мы никогда, никому…

— Ой, ребята, это я не над вами… — Ну вот, так мы и знали: не над нами! Поняла, что сделала, и раскаивается. — Это я над ними, над пятым «А»… — У нас ушки на макушке: пятый «А» наш враг. Во-первых, потому что он «А», первый по алфавиту, а мы, как ни крути, на вторых ролях, с чем наш гордый класс никак на может согласиться; во-вторых, потому что, сколько ни стараемся, не можем выбить пятый «А» с первого места. Он, как нарочно, всегда и во всем впереди! Что же смешного нашла в нем наша классная руководительница? Слушаем и ушам своим не верим: зазнайка пятый «А» грозился нас побить! Галина Андреевна услышала это случайно, проходя через раздевалку, и, не дослушав, что еще там про нас говорилось, поспешила к своим, то есть к нам. Но помнится — или ей послышалось? — будто пятый «А» поклялся не только побить пятый «Б», но и живого места на «букашке» не оставить. И еще…

— Подумать только, — сказала Галина Андреевна, — вы, по их словам, мокрые курицы!

Мы угрожающе загудели.

— Да, да, — Галина Андреевна встала, — мокрые курицы! Это они про вас. А я услышала и засмеялась: хвастуны! Еще неизвестно, кто кого побьет!..

— Чего неизвестно? — гудит, вставая, Витя Груша, самый сильный человек в классе. — Известно! Мы их, а не они нас. — Сказав это, он, как гиря, плюхается на скамью, и скамья под ним жалобно пищит, взывая о пощаде. Кулаки у Вити всегда чешутся. Нам ли не знать этого!

— Чего же вы сидите сложа руки? — выслушав Витю, спрашивает Галина Андреевна. — Идите и побейте их!

Я с опаской смотрю на учительницу: шутит она, что ли? Если шутит, то это опасная шутка. Таким, как Витя Груша, только дай волю… Вот он, уже готов, засучивает рукава, идет к двери и, не переступив порога, останавливается. У него, оказывается, вопрос:

— А мне за это… — Витя Груша боксирует… — Когда я побью их, ничего?

Вот он, оказывается, какой, Груша?! Ему не только в силе, но и в предусмотрительности не откажешь. Спросят, почему поколотил? «Учительница велела».

Интересно, что ответит учительница? Может быть, поймет, что зашла далеко, и прекратит игру? Как бы не так. Пообещав Груше, что всю ответственность берет на себя, она насмешливо смотрит на остальных, сидящих в оцепенении. Им, как и мне, все еще трудно поверить в серьезность происходящего.

— Так! — роняет учительница… — Ну, если вам не дорога честь класса, тогда… Тогда вот что, — обращается она к Груше, — иди и скажи им, нет, пойдем вместе. Пойдем и скажем, что мы сдаемся без боя.

Она берет Грушу за руку и выходит из класса. Нас, как серпантин из хлопушки, выбрасывает следом. Драться так драться! Мы готовы и идем!

По коридору школы мы течем тихо, как река по равнине. Но уже с лестницы, ведущей на первый, неучебный этаж, скатываемся, как бурный поток, а в спортивный зал, куда нас почему-то приводит Галина Андреевна, влетаем, как гудящий пчелиный рой. Нам и то самих себя страшно. А каково будет им, нашим противникам, когда мы, тридцать пять рассерженных пчел, налетим на них и…