— Так… дела есть.
— А у Вадика сегодня будешь?
За этим вопросом Паня услышал другое: «Что же ты решил насчет спора?» — и ответил:
— Знаешь что, Полукрюков? Сам Панька Пестов, знаменитый самозванец и бесчестный пионер, разберется в этом деле не хуже других. Так что зря волнуешься.
— Постой!
— За постой деньги не плачены…
Свернув с дороги, Паня зашагал по глине, налипавшей на сапоги. Федя подождал-подождал и пошел вверх по улице.
Ни разу не обернувшись, Паня поднялся по крутой Почтовой улице на вершину горы и вскоре очутился у знакомого дома с деревянной решетчатой оградой.
Из-за ограды доносились удары по мячу.
Гена тренировался во дворе, и некоторое время Паня, стоя в калитке, наблюдал за упражнениями капитана сборной команды шестых классов. Дело шло неплохо. Раз за разом Гена пробивал футбольный мяч между двумя табуретками, разделенными расстоянием в метр, не больше. Удар требовался точный, так как на каждой табуретке стояла бутылка с водой.
— Фелистеев! — позвал Паня.
Гена увидел Паню, но ничем не выдал своего торжества. Он побежал к мячу, лежавшему на земле, неуловимо быстрым ударом послал его к табуреткам, а сам круто повернулся на одной ноге и остановился.
Мяч пролетел между табуретками.
— Класс? — потребовал оценки Гена.
— Чисто… — признал Паня. — Надо поговорить, Фелистеев. Выйди на улицу…
Они сошлись у открытой калитки. Паня всем своим видом выражал полнейшее спокойствие; спокойным, даже равнодушным казался и Гена, прислонившийся к ограде. Глядя на мальчиков со стороны, никто не догадался бы, что они ведут важный и даже опасный разговор.
— Слушай, Фелистеев… — начал Паня. — Вчера Вадька Колмогоров сказал мне, что вы с ним пошли в спор на моего батьку и Степана, в заклад коллекции выставили…
— Значит, не побоялся?.. А я думал, что у него смелости не хватит… Прямо удивительно!
— Всё сказал… И то, как ловко ты его подловил, когда первый узнал, что мой батька берется учить Полукрюкова…
— Верно! — с вызовом в голосе согласился Гена. — Подловил вас, как вы меня с малахитом. Долг платежом красен! Получили, что заслужили… Ну, хватит размазывать. Скажи прямо: согласен ты мне дать на выбор семь любых камней и закончить спор? Ясно, что все равно вы проиграете… Не дашь семь камней, так я все три ящика заберу.
— Нет, Фелистеев, ни одного камня от меня не получишь, даже не надейся. Проиграется или не проиграется спор, все равно ничего тебе не дам.
— Ломаешь, значит, спор?
— Ломаю вот…
— Та-ак! — Лицо Гены стало бледнеть. — Знаешь, что за это полагается от честных людей?
— Знаю, да не боюсь, потому что спорить на стахановцев нельзя, это хуже менки. Вадька заспорил сдуру…
— Умным стал! — сквозь зубы процедил Гена. — Умным стал, когда увидел, что Степан вперед рванулся и что ваше дело плохо… Я тебя, Пестов, вижу насквозь, как стеклышко. Тебе нужно коллекцию зажать, потому что ты первый хвастун и жадюга на свете. А я… я тебя на чистую воду перед всей школой выведу!
Это был критический момент объяснения. Спокойствие уже изменяло Пане и Гене, они смотрели себе под ноги, глубоко засунув руки в карманы и с трудом переводя дыхание.
— Да!.. — пересилив себя, проговорил Паня. — Я был хвастуном и спор на людей придумал, а Вадька у меня научился. И вообще я виноват… А теперь я ведь не хвастаюсь? Так?.. И насчет того, что я жадюга я лучшие камни зажал… — Он сделал новое усилие и закончил: — Это тоже правда, я сознаюсь. Зажал камин, чтобы гордиться и тебя с твоей коллекцией просмеивать.
Удивленный этим признанием, Гена смотрел на него во все глаза.
— Только ничего такого больше не будет! — Паня поднял с земли сухую веточку сирени и сломал ее. — Спору конец! Прямо тебе говорю: спор я на себя принимаю и сразу его ломаю. Вадика в это дело не путай, только со мной разговаривай, если хочешь… Завтра при всех ребятах начинай разговор о жадюге Пестове… Только не начнешь ты такого разговора, Фелистеев… А пока прощай, до свиданья!
— Постой, ты что хочешь сделать?
— Это тебя не касается.
Загораживая Пане дорогу, Гена сказал просительно:
— Пестов, делай как хочешь, а мне дай семь… ну, даже пять камней. Мне нужно… понимаешь, очень нужно!..
— Зачем?
— Не могу сказать. Дай, и мы честно разойдемся, слышишь?
— Нет, так честно разойтись нельзя… И Федька говорит, что это нечестно — тебе уступить. А так, как я сделаю, будет совсем правильно, по-пионерски.
— Федька о споре знает? — Гена покраснел и неловко усмехнулся.
Читать дальше