Анатолий Максимов - Чудаки с Улики. Зимние птицы

— О, явилась бригада ахова! — Молоденькая подвижная девушка с веснушками по сдобным щекам подхватила Мишутку оголенными до локтей, сильными горячими руками.

— Вот где ты мне попался! Я тебя сейчас маслицем оболью и с маком поджарю, — и понесла Мишутку к печке.

Тому под потолком зажгло уши, от тела девушки так и пыхало зноем. Испугался парнишка: вдруг возьмет девушка и посадит его, ради шутки, в черную печь! Он остервенел — замолотил ногами, застучал кулачонками по высокой груди девушки. Она не отпускала Мишутку, безудержно смеясь, тискала да все ближе подносила к жерлу печи.

— Оставь мальчонку, Варя! — сказала другая пекарша, постарше. — Пора своих иметь.

Варя с сожалением опустила на пол Мишутку, тот стрельнул к двери и зло выкрикнул:

— Булка ты, вот кто!

В полотняный мешок наклали буханок и, ухватясь за него со всех сторон, поднесли к телеге, осторожно положили на траву. Варя погладила белой рукой горячий мешок: неохотно прощалась со своим творением, потом вынесла из пекарни самую румяную, большую булку и подала Людмиле:

— Это вам на дорожку хлебца крошку.

Солнце нещадно палило, как будто тоже подрядилось выпекать хлебы.

Милешкины подъехали к Улике, поставили коня в тень черноталов и, на бегу срывая с себя рубашонки, штанишки, сыпанули в воду. Людмила, раздеваясь, не отрывала глаз от искристых брызг, поднятых удальцами..

— Мама Мила, — подала голос Люсямна, — нас куда снарядил председатель? Хлеб в поле везти или купаться?..

— Сейчас, доча. Еще по разу бултыхнемся — и на телегу.

Ребятишки оделись, одна Людмила никак не могла оставить речку…

Телега затарахтела дальше. Удальцы сидели на ней резвыми цыганятами и за обе щеки уплетали пшеничную булку, подаренную Варей. Они ели пышный хлеб, и есть им хотелось все больше.

— Не довезут, слопают дорогой, — сожалели редкие прохожие. — И кому доверили — Милешкиным!

За околицей деревни потянулись густые заросли клена вперемешку с яблочником и орешником. После ливневого дождя песчаная дорога была гладкой. Милешкины ехали неспешно: им велели доставить хлеб к полудню. До обеда далеко, а поле близко. Василек, опустив вожжи, сидел на бровке телеги, свесив одну ногу, и слушал, как запальчиво стрекотали чечетки, мельтеша в кустах узкими нервными хвостами; на самом острие высокой лиственницы — крохотная птичка, черноголовый чекан.

«Чек, чек, чек!..» — подражал чекан звуку молотка, отбивающего лезвие косы.

Конь, дикий на вид, с непомерно разросшимся хвостом и гривой, незаузданный, топал сам по себе, хамкая придорожную траву. Люсямна и Людмила рвали на полянах желтые саранки, шелковистые банты голубых ирисов, какие-то былинки с нежно-белыми мелкими цветами. Мать с дочерью сплели себе по венку, не забыли надеть на голову венок и смирному Савраске. Нарядными они выехали на кочкастую марь, за марью — высокий лес, за лесом уже помидорное поле.

Перед топкой марью Савраска неуверенно остановился. Удальцы заспорили: куда ехать? Через марь несколько широких дорог, проторенных гусеничными тракторами. В глубоких колеях застоялась ржавая вода. Василек спрыгнул с телеги, побродил, тыча палкой туда-сюда, и озабоченно сказал:

— Застрянет Савраска!

— А ты погоняй, — посоветовала Людмила. — У коня-то целых четыре ноги. Пока одна завязнет, он другую успеет выдернуть…

— Ну, долго будем гадать да рядиться? — не сиделось Люсямне. — Ведь с нами солнышко не остановилось. Скоро обед. Нас шефы и колхозницы ждут.

Людмила поснимала с телеги ребят, поправила на Савраске красивый венок и велела Васильку переезжать марь. Василек раскрутил вожжи, заулюлюкал. Савраска переступил с ноги на ногу, оглянулся на возницу: дескать, что это ты, с ума сошел? Да чтоб я по болоту рысью побежал! Дудки! Конь зачавкал копытами не по дороге, куда направлял Василек, а целиной, редкой осокой. Он брел зигзагами, выбирая где покрепче. Милешкины толкали телегу сзади.

— Еще немножечко, еще…

Телега тонула в жиже почти до ступиц колес. Один раз конь заколебался, куда бы ему ступить. В этот миг красный овод, величиной с шершня, до крови ударил Савраску в пах. Савраска садану по оглобле задним копытом и, сердито всхрапывая, попер телегу, провалился, выскочил и вдруг лег брюхом в лужу, уронив цветочный венок.

— Но-но! — сгоряча кричал Василек.

— Не надо погонять! — испугалась Людмила. — Куда же он пойдет? Везде топко.

— Вот тебе и четыре ноги, — проговорил Петруша.