Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем

Не доходя до калитки Поршенниковых, бабка свернула во двор, в конце которого стоял маленький, словно сарайчик, дом, покрытый и жестью, и досками, и шифером, с трубой, увенчанной ведром без дна. Вход был, видимо, с той стороны.

— Вот она где живет, — сказал Юрка. — Ясно. Теперь она в ловушке.

Это же он повторил, когда подошли учительница, Аркадий и Катя. Толкнув ногой воротца, Юрка пропустил всех и снова забежал вперед. Катя с каким-то ужасом смотрела на окно родного дома.

В лицо опять пахнуло смрадом.

Поршенникова сидела за столом и ела целую селедку, бегая по ней губами, точно играя на губной гармошке. Перед ней стоял блестящий электрический чайник, стакан в серебряном подстаканнике, и еще что-то было разложено на газете.

— Здравствуйте.

— Пожалуйте, — быстро сделав глоток и глянув на ввалившуюся компанию с непониманием и тревогой, ответила Поршенникова. — Завсегда пожалуйте. Вы ведь у меня частые гости… И с каждым разом вас все больше и больше приходит. — От избытка приветливости хозяйка даже улыбнулась.

— А мы всё с тем же, — проговорила Галина Владимировна в тон Поршенниковой ласково. — Где все-таки ваша дочь? — Галина Владимировна надеялась, что Поршенникова ничего не видела в окно.

Катя стояла за спиной Аркадия.

— Так и я же ничего нового не скажу, окромя того, что говорила.

— Болеет все еще?

— Вы же и справку с медицинской печатью взяли, и уж вы по всякому с меня требовали. Ведь не семь же пятниц на неделе я вам буду сочинять.

— Ну хорошо. — Учительница за руку вывела девочку вперед. — Узнаёте?

— Катька?.. Боже ж ты мой! Как же ты? — Поршенникова вскочила, взяла дочь за руку и утянула к столу. — Чего же ты поднялась, дура? Тебе ведь лежать надо… И приперлась. В этакую, батюшки, даль приперлась, да еще в непогодь… Продрогла, поди? Сейчас мы чаю…

Она засуетилась, забегала, всплескивая руками и не зная, за что схватиться.

— Бросьте корчить из себя невинность! — проговорил вдруг Аркадий. Ему стало противно вот так по-дурацки стоять перед этой женщиной. Он прошел к столу, взял табуретку, поставил перед Галиной Владимировной, а сам сел на другую, у печки. — Чего вы распелись? Мы только что вырвали Катю из рук старухи нищенки, которая таскала ее по вагонам, выдавая за сироту, так что представление не разыгрывайте!

Поршенникова знала Аркадия, как и всех, живущих на Перевалке. Она знала, что он студент и больше ничего.

— А чего вы кричите? — возмутилась хозяйка. — Разве есть такой советский закон, чтобы в чужих избах кричать?

— Послушайте. — Неприязнь сообщила словам Аркадия вкрадчивость, неспешную выразительность. — За каким дьяволом вы отрываете девочку от школы? Зачем вы отдали ее этой старухе, которая прикидывается слепой и побирается? Что, проценты вам идут с побираний, что ли?

— Какие такие проценты? Вы мне не приписывайте. Я самостоятельная, с нищими не якшаюсь.

— Юрка, сбегай за бабкой!

— Мы сами видели, как бабка с Катькой просили милостыню! — из дверей уже крикнул Юрка.

Его разбирало зло. Надо же так врать в глаза. И ведь не краснеет и не отворачивается. До чего же постылая тетка. Юрка вспомнил летнюю встречу с ней на лесозаводе, и ему стало до горечи досадно, что они с Валеркой оказались заодно с Поршенниковой, воруя доски. «Нет, уж лучше трижды переплатить, чем быть с такими заодно, и вообще…» Юрка двинул ногой калитку и быстро направился к ветхому домику.

А Поршенникова между тем возмущалась:

— Они видели!.. Чего только они у меня не видели. Никто не видит, только они большеглазые. То петуха какого-то в сенях, то теперь Катьку с нищей. Давайте еще чего-нибудь разглядите…

— А что это за дяденька вбивает Кате в голову мысли, что бог накажет за учение? — спросил Аркадий. — Не тот ли?

— Какой — тот? — Поршенникова резко повернула голову.

— Да который тут прирабатывал ходил.

— Никакого я дяденьку не знаю, и не плетите вы мне…

— Как же это не знаете? Вы же сами говорили, что дали ему гостинцев или чего там, — напомнила Галина Владимировна.

— Ну так что? Дала, да и с богом.

— Ну хорошо, — проговорил Аркадий. — Того вы не знаете, а сами зачем девочке в голову дурь вбиваете?.. Да, да, Катя нам призналась. Несмотря на все запугивания, призналась. И не глядите на нее такими глазами.

Катя всхлипнула.

— Довели ребенка! Больного! До слез!.. Я ведь сообщу куда надо. Не думайте, что раз неграмотная, так уж всё. Я законы знаю. И нищих вспомню, и петуха, и все поприпомню.