Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем

— Ну хорошо, а как же… — Галина Владимировна хотела что-то спросить, но путаница мыслей сбила вопрос, и она опять только пожала плечами да, наклонившись, сдвинула платок со лба Кати.

Электричка, на которой прикатили ребята, уже ушла, уже прогремел мост, и сирена донеслась с того берега. Семеро стояли и молчали. Стояла и вторая электричка, точно ждала какого-то разрешения этого странного кризиса.

— По-моему, теперь вы обойдетесь без меня, — сказал наконец летчик.

— Да, пожалуй, — согласилась Галина Владимировна и обернулась к Аркадию.

— Конечно, — проговорил Аркадий.

— Мы вам благодарны, очень, — сказала Галина Владимировна.

— Ну, что вы, право… Если я буду нужен как свидетель, пожалуйста. Мой адрес прост: Толмачихинский аэропорт, Дятлов — и всё. И днем и ночью. Только пометьте, куда мне явиться.

— Хорошо, — кивнула Галина Владимировна.

Летчик поднял руку к козырьку, слегка поклонился, глянул отдельно на Юрку, подмигнул ему и встал на подножку. Диспетчер будто этого и ждал, дал зеленый свет, и электричка, прогудев, дернулась.

— Дятлов! — крикнул летчик. — От слова «дятел».

Юрке в этот миг показалось, что уши у дяденьки шевельнулись.

— Ну? — спросил Юрка.

— Значит, вы шли в милицию? — заговорил Аркадий.

— Конечно. Сразу ведь в тюрьму не принимают.

— Язвы! — выкрикнула старуха и направилась к лестнице, почувствовав себя свободной без того провожатого, без летчика, в котором она признавала силу и которому невольно подчинялась.

— Э, э! — окликнул Юрка, догнал старуху и схватил ее за пальто. — Куда пошла?

Старуха резко обернулась, отбила Юркину руку и торопливо застучала ботинками по ступенькам. Юрка растерянно остановился на площадке.

— Это соседка Поршенниковых, — сказал Валерка. — Мы ее видели, когда приходили про петуха узнавать.

— Милицию впутывать, по-моему, пока не стоит, — проговорил Аркадий. — Нужно самим разобраться. Пойдемте к Поршенниковым. А вы следуйте за старухой.

Аркадий и Галина Владимировна взяли Катю за руки и начали спускаться. Лестница тянулась лишь до дамбы, примыкавшей к насыпи и защищавшей ее от размыва весенними водами. Ниже чьи-то сердобольные руки сложили ступеньки из крупных камней, во множестве валявшихся по откосу и у подножия.

— Понимаете, Аркадий, ее мать представила мне справку о том, что дочь больна, а вот видите… Катя, ты нисколько не болела?

— Нисколько.

— Почему же ты не ходила в школу? Тебя не пускали?

После некоторого молчания еле слышно, сдерживая слезы, девочка проговорила:

— Боженька это… будет жарить на сковородке.

— Господи, — прошептала Галина Владимировна, вздрогнув.

Аркадий нахмурился и спросил:

— Кто это говорил — мама?

— Мама.

— А бабушка говорила?

— Говорила.

— А еще кто-нибудь говорил?

— Дяденька.

— Какой дяденька?

— Который это… Я боюсь… — голосом, переходящим в плач, прошептала девочка, и по щекам ее покатились слезы.

— Ну-ну, Катя, не плачь, не надо.

— Успокойся, Катя, и ничего не бойся.

— Меня бить… будут, — всхлипывая, проговорила девочка.

— Никто тебя бить не будет. Мы тебя не дадим бить… Тише, Катя. Успокойся. Ну… Вот так… Не бойся, — говорила Галина Владимировна, пытаясь улыбнуться.

Оба взрослых человека понимали, что нельзя более ни расспрашивать Катю, что с ней произошло, ни говорить об этом самим.

Между тем Юрка с Валеркой почти наседали старухе на пятки. Она шла проворно, несмотря на неимоверно скользящую илистую дорогу. В кармане ее тяжело встряхивалась мелочь. Изредка бабка оглядывалась и ворчливо бросала что-то невразумительно злое.

Юрка то и дело свистел, чувствуя неуемное желание издеваться над ней.

— Скоро всех таких бабок соберут в одну кучу, сунут в ракету и выстрелят на Луну. Там нету воздуха, и все они задохнутся! — проговорил он громко. — Мы скажем, что у нас тут есть одна и чтобы ее вообще мимо Луны пустили, а то она на Луне начнет побираться и всех лунатиков обдурит.

— Язвы! — сказала старуха, обернувшись. — Антихристы!.. Учат еще дураков, прости господи…

Юрка хихикнул. Валерке тоже передалось нагловато-задиристое настроение друга, но на бабку он все еще глядел с робостью и с ожиданием от нее какой-нибудь необычайной выходки.

А Юрка продолжал высказываться:

— Скоро всех таких старух спалят на костре. Уже дрова заготавливают… Польют керосинчиком, спичку — чирк! — и нет старух.