Николай Печерский - Жаркое лето

— Разрешаю работать без повязки. Если есть время — сними…

И больше ни звука. Приложил руку к старенькой потертой кепке и кивнул бригадиру.

«Трогайте, мол. Жмите на все педали».

Ваняте он улыбнулся издали, как будто извиняясь, что не представил его обществу. Но Ванята и не обижался. Может быть, так даже лучше…

Они шли по тихой, бегущей в поля дороге. Утро подымалось яркое и чистое, как бывает всегда после грозы. Казалось, всего было сверх меры, сверх того, что может принять земля — и золотого, льющегося, будто липовый мед, света, и пронзительной небесной синевы, и густой свежей зелени, и брошенных горстями сверкающих капель дождя.

За лесной полоской показалось свекольное поле. Справа и слева белели кофты пропольщиц, сверкали на солнце тяпки. На самой обочине поля, будто распустившийся в одночасье мак, стояла девушка в красной косынке.

— Это наша Нюська, — оказала Марфенька и улыбнулась широко и радостно.

— Какая Нюська? — спросил Ванята.

— Агроном. В этом году институт окончила. Теперь она Анна Николаевна. Такая стала, даже трактористы боятся!

Марфенька вскинула свои голубые глаза на Ваняту и вдруг вздохнула.

— Я ей вот как завидую, Нюське…

— Почему?

— Знает она все. И вообще красавица… Ты кому-нибудь завидуешь?

— Я никому не завидую, — сказал Ванята.

Марфенька рассмеялась.

— Врё-ошь!

— Вот еще…

Марфенька удивленно посмотрела на человека, которому чужды людские слабости.

— Тебе хорошо! А я всем завидую! Чем лучше человек, тем больше завидую. Даже Ване Сотнику…

— Ха! — выдохнул Ванята. — Чему завидовать?

— Не знаю. Я не умею объяснять.

Марфенька наморщила лоб.

— Ты «Чапаева» видел?

— Ну да, — сказал Ванята.

— Я тоже видела. Несколько раз. На коне. А бурка, как туча…

Ванята пожал плечами.

— Что ж, по-твоему, Сотник — Чапаев, да?

— Не, он не Чапаев. Сотник — он другой. Он…

Марфенька запнулась, не умея объяснить Ваняте, кто же такой Сотник и что он из себя представляет.

— Ты чего нахмурился? — спросила она Ваняту. — Обиделся, что я про Сотника так говорю?

Молча шел Ванята рядом с Марфенькой. Конечно, Марфенька загнула со своим сравненьем. Но все равно ему было завидно, что есть на свете люди, о которых так тепло и преданно думают девчонки, похожие на лесной гриб подберезовик.

Ничего выдающегося в Нюське, то есть Анне Николаевне, Ванята не заметил.

Была она в синих матерчатых брюках с белыми заклепками на карманах. В руках коротенький хлыст. Возле дерева, ревниво поглядывая на хозяйку, стоял рослый гнедой конь.

Сначала Нюся рассказала про свеклу и живущую в ней сладкую медовую сахарозу, потом склонилась над пышным, зеленовато-бурым кустом, показала, сколько надо выдергивать из него ростков, а сколько оставлять, чтобы корни были тяжелыми, как слитки.

— Понятно? — спросила она. — Ну, тогда приступайте. Только смотрите… без брака!

Минута — и уже пляшет под Нюсей резвый шальной конь, просит большой быстрой дороги. Только тут Ванята понял, что сам залюбовался Нюсей, а может, и позавидовал ей.

Ребята подвертывали рукава, становились возле своих рядков. Ваняте не приходилось раньше полоть свеклу. Один раз он вместе с классом обрывал в колхозном саду яблоки, в другой — сажал вдоль большака тополя и гибкие упрямые липы. Вот, пожалуй, и все… Но там совсем иначе — поработал час-другой и шабаш. Не было там ни угрюмого бригадира Сотника, ни девчонки, похожей на гриб подберезовик, которая смотрит на тебя и думает: «Сейчас мы проверим, какой ты есть на самом деле, Ванята Пузырев!»

Ванята твердо решил, что не ударит лицом в грязь, выжмет сразу третью скорость и обставит всех козюркинских ребят. Пускай тогда чешут затылки и сами решают — шатун он или свойский боевой парень, с которым можно по-настоящему дружить, работать и вообще…

Ванята стал против густой, уходящей вдаль свекольной строчки, наклонился и начал один за другим выдергивать из земли хрупкие с розовой неокрепшей ножкой ростки.

По свекольному полю недавно прошел трактор с культиватором на прицепе. Все поле было разлиновано, как тетрадка по арифметике. В каждом квадрате рос пышный кудрявый букет. В этом букете надо было оставить по два-три стебелька — самых живучих и надежных. И тогда они не станут глушить друг друга, всласть будут пить своими корешками терпкие соки земли, припасать к осени сладкий сахар.

Сначала у Ваняты все шло отлично. Влажные, пахнущие землей ростки так и летели в стороны. А ну, еще раз! Еще раз! Нажми!