Кадзуми Юмото - Друзья

Мы восхищенно смотрели на Ямашту. Тем временем он закончил точить нож и отправился на веранду, к арбузу. Двор, залитый ярким летним солнцем, казался из полутемной кухни сияющим параллелепипедом света.

Нож с хрустом вошел в арбузный бок, и арбуз, будто того только и ждал, распался на две половины.

— Я же говорил, хороший арбуз, — сказал дед.

— Здорово! — Кавабэ не отрывал глаз от ножа, как если бы вид сияющего лезвия мог помочь ему удержать впервые пережитое, неповторимое ощущение — первый раз в жизни он сам разрезал арбуз.

— Ты, парень, поаккуратней. Знаешь выражение такое: «кой-какому дитяте ножа не давати»? — ухмыльнулся дед.

— Какому еще дитяте? — насупился Кавабэ.

— Не знаем мы такого выражения, — сказал Ямашта, и было непонятно, то ли он так ловко прикидывается, то и ли и по правде не знает.

В красной арбузной плоти скрывалась армия черных семечек, таких крепеньких и свежих, что казалось, сейчас эти семечки, как десантники, сами начнут выпрыгивать из арбуза одна за другой. Каждую половину мы поделили на четыре части. Каждую такую восьмушку — еще напополам. Каждый выбрал себе дольку, и, едва сдерживаясь от нетерпения, мы наконец-то впились зубами в сочную арбузную мякоть. В горле у нас к тому времени пересохло, и арбузный сок казался от этого еще вкуснее. Дед поделил свою дольку еще на две части и ел медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек.

— Ну что, вкусно?

— Ага!

— Особенно после того как поработал и пропотел как следует. — От улыбки глаза Ямашты превратились в две щелочки.

Кавабэ снял футболку.

— Это чтобы арбузным соком не запачкать. Он не отстирывается.

Мы с Ямаштой последовали его примеру и тоже разделись по пояс. За все лето мы так ни разу и не сходили в бассейн и животы у нас были белые, лягушачьи. Между светлой и загорелой кожей — отчетливая граница: на руках и на шее — там, где кончаются рукава и воротник футболки.

— Стопроцентный прополочный загар, — сказал я, и дед вдруг засмеялся. Весело, во весь голос. Совсем не так, как раньше, когда он просто фыркал себе под нос.

— Вот бы вас сложить вместе и поделить на два. Получился бы идеальный человек, — сказал Кавабэ, смерив нас с Ямаштой взглядом.

— Вот бы тебе помолчать и не лезть с дурацкими предложениями, — ответил я.

— Во-во, не лезть с дурацкими предложениями. — поддакнул Ямашта.

Кавабэ, конечно, не такой тощий, как я. Но в его рыбьей, какой-то полупрозрачной фигуре есть что-то такое, отчего он кажется совершенным задохликом. Да и ростом он особо не вышел: вон Ямашта его уже почти догнал. Когда он стоит голый по пояс в этих своих очках, возникает ощущение, будто очки весят несколько килограмм — такими тяжелыми кажутся они на его тонкой переносице.

— Слушай, может, снимешь очки?

— Это еще с чего? — Кавабэ впился зубами в арбуз. На его сутулой спине отчетливо выделялись бугорки позвонков.

— Ни с чего. Просто так. Можешь и не снимать.

— А какой завтра день? — вдруг спросил Кавабэ.

— Э-э…

— Среда, — ответил дед.

— Значит, завтра выносим мусор. — Кавабэ взял двумя пальцами обглоданную арбузную корку.

— Ой, — сказал Ямашта, глядя на небо, — смотрите, дождь пошел.

На белесой, высохшей земле появились первые черные точки. Потом в воздухе повис характерный влажный аромат, исходящий от смоченной дождем земли. Этот аромат смешивался с запахом курительной палочки.

— Наступит осень, надо будет посадить чего-нибудь во дворе, — голос деда прошил полотно дождя и добрался до моих ушей. — Календулу или что-нибудь такое… Посадим?

— А чего осени ждать? Давайте прямо завтра и посадим! — Кавабэ если решил что-то сделать, то откладывать не станет. Не умеет он так.

— Ишь ты, какой нетерпеливый, — дедушка усмехнулся, по-прежнему неотрывно глядя в небо.

— Летом вроде ничего не сажают и не сеют, — сказал Ямашта.

— Да чего вы так волнуетесь? Полежат себе семена спокойно в земле, подождут до осени и взойдут, когда им надо будет.

— И верно. Давайте завтра уже посадим, — сказал я.

Ямашта с сомнением покачал головой.

— Ямашта, что сажать будем?

— Ну-у.

— Клематис, — сказал дед.

— Нарцисс, — сказал Кавабэ.

— Фиалки, — сказал я.

— Редьку, — сказал Ямашта.

— Тьфу ты! Какую еще редьку?! — У Кавабэ даже челюсть отвисла.

— Дайкон. Он красиво цветет.

— Точно! — сказал дед. — У дайкона цветы на полевые лютики похожи, только белые.

— Первый раз слышу.

— Зверобой, — сказал я.