Кадзуми Юмото - Друзья

— Ждет, что ли, кого-то? — Ямашта с интересом следил за происходящим.

— Кого ему ждать? — Кавабэ было собирался направиться к деду, но передумал и остановился.

Прошло несколько минут. Никто не появлялся. Дед снова начал оглядываться и вдруг заметил меня. Заметил и сразу пошел от почты в сторону дома.

— Слушайте, а вдруг, — Ямашта даже подпрыгнул от радости, — вдруг это он нас ждал?

— Дурак ты, Пончик. С чего бы ему нас ждать?

Ну да, с чего бы ему нас ждать. Хотя… а почему бы и нет?

Ямашта выжидающе смотрит на меня.

— Ну-у… — тяну я и пожимаю плечами.

На следующий день после этого происшествия мы, несмотря на сумасшедшую жару, собрались на своем наблюдательном пункте у забора. Солнце палило нещадно. Было так жарко, что казалось, вот-вот начнет закипать мозг. Но сколько мы ни ждали, дед у окна не показывался. Телевизор тоже не работал. Мы подумали, что он мог пойти за покупками раньше обычного, поэтому немного сместили угол наблюдения, так чтобы видеть улицу, по которой он ходил в магазин. Но, кроме машин, на улице ничего и никого не было.

— А вдруг ему стало плохо и он лежит там сейчас на полу… — встревожился Ямашта.

— Да нет, вряд ли. Он же вчера вроде такой бодрый был, — попытался я его успокоить.

— Моя бабушка тоже была бодрая. Она за день до смерти праздничный ужин в деревне устроила.

Прошел еще час. За это время из дома не донеслось ни звука. Кавабэ, плотно сжав губы, неотрывно глядел на окно. Потом, словно устав, перевел взгляд на дверь. Потом снова — на окно. У него уже довольно давно начала дергаться нога.

— Эй, не расклеивайтесь! — сказал я, но вышло у меня это как-то неубедительно.

Вокруг оглушительно стрекотали цикады. Наверное, они сидят на османтусе, который растет у деда в садике. Вот позади нас проехала машина. И снова не слышно ничего, кроме стрекота цикад.

— Я это… — Кавабэ говорил едва слышно, — зря я так ему сказал… ну, что он скоро…

«Не бери в голову», — хотел сказать ему я, но не смог — слова застряли у меня в горле. А «не брать в голову» было еще невозможней.

— У меня зрение с самого детства плохое, поэтому я такой вспыльчивый.

— А какая связь между вспыльчивостью и плохим зрением?

— Надо было мне извиниться… — Кавабэ чуть не плакал.

— Давайте попробуем в дверь постучаться. — Ямашта уже был готов бежать к дому, как вдруг раздвижная рама со стуком отъехала в сторону, сантиметров на пятнадцать. Затаив дыхание, мы смотрели на окно. В щели показалась тощая морщинистая рука. Она дрожала. Как рука зомби, вылезающего из могилы.

— Что же делать, что делать?! Он, наверное, умирает там! — Ямашта встал на цыпочки и со страдальческим видом смотрел поверх забора.

— А что ты хочешь делать?

— «Что делать, что делать?» А что тут можно сделать?!

Кавабэ как-то весь напрягся, широко открыл глаза и начал издавать какие-то кошмарные звуки — как ветер гудит в трубе.

— Эй! Ты чего?

Я не знал, куда мне смотреть — то ли на эту руку в окне, то ли на Кавабэ, у которого того и гляди пена изо рта пойдет, — и вертел головой вправо-влево, как курица.

— Ну дает!

Дедова рука поднялась и застыла в окне. Сжалась в кулак. И в ту же секунду дед выкинул вверх два пальца: указательный и средний. Этот жест называется «виктория», то есть победа.

— Гад! Он просто издевался над нами! Изображал из себя умирающего! — Кавабэ кипятился, как чайник.

— На раз обманул… — Я тоже волновался за деда по-настоящему и ужасно на него рассердился.

— Да, здорово мы обмишурились. — По лицу Ямашты было не очень понятно, расстроен он или, наоборот, рад.

— Замолчите уже, вы оба! — Кавабэ, не поправляя сбившихся очков, торопливо пошел от забора. Мы с Ямаштой едва поспевали за ним.

— Значит так — он объявил нам войну! — Кавабэ неожиданно остановился и повернулся к нам. — Отлично. Я принимаю вызов и буду продолжать слежку. А вы как хотите. Справлюсь и без вас.

— Я тоже принимаю, — сказал я. — Надо довести дело до конца!

Если мне и было раньше немного неловко, то теперь от неловкости не осталось и следа. Раз дед такой, то и нам стесняться нечего.

— Нахал он все-таки, — сказал Ямашта.

Да уж. Этот так просто не умрет…

Дед наводит порядок у себя во дворе и в садике. Он стаскивает в кучу у входной двери мешки со старыми газетами и пакеты с мусором, туда же притащил старую бочку для засаливания овощей и оставшуюся без пары сандалию-гэта. Его лысина ослепительно блестит на солнце.