Катарина Киери - Никто не спит

Лифт едет медленно, я обгоняю его. Когда Юлия выходит на площадку, я уже поджидаю возле ее двери, переводя дух. Вижу, что гипса нет, только левая рука немного тоньше и бледнее правой. Сердце опять колотится, но исключительно из-за пробежки по лестнице.

— Привет, — выдыхаю я.

— Привет, — удивленно отвечает Юлия.

Я пытаюсь понять выражение ее лица. Что прячется за удивлением, за веснушками? Злость? Раздражение? Радость? Ничего. Полное равнодушие. Я уже не совсем уверен, что начатое надо довести до конца. Не знаю толком, что предпринять дальше.

— Ты сняла гипс, — говорю я.

Юлия поднимает левую руку, глядя на нее:

— Да. Точнее, мне его сняли в больнице. Я только что оттуда.

— Прости.

— Что?

Ненавижу себя. Ненавижу за то, что я такой недотепа, что я поспешил, что я в пятьсот раз хуже, чем Фредрик, умею общаться с людьми. Не так все должно было произойти.

— Прости, что сломал тебе палец.

Юлия усмехается, но в глазах у нее недоумение:

— Ладно… но ты ведь уже просил прощения.

Я решительно мотаю головой:

— Нет. Не просил.

Она опять усмехается, но как-то неуверенно:

— Разве?..

На первом этаже хлопает дверь. Кто-то вызывает лифт. Мы смотрим, как он едет вниз. У меня возникает чувство, что как только лифт опустится до первого этажа, мое время истечет.

— Я хотел попросить прощения. Потому что вовремя не попросил.

Юлия смотрит на меня — внимательно, изучающе, и лицо уже не такое равнодушное. Взгляд на мгновение становится очень искренним.

— Ты пришел, чтобы попросить прощения за палец?

— Да, и еще кое за что, — быстро добавляю я, пока время не вышло.

— За что же? — говорит Юлия, подчеркивая каждое слово. — Что…

Она умолкает. Лифт почти доехал до первого этажа, я подбираю слова — новые, менее неуклюжие. Но не нахожу. В голове становится пусто. Я открываю рот: может быть, тогда слова сами найдутся? Нет, их по-прежнему нет, а лифт остановился.

Юлия легонько водит носком ботинка по полу, вперед — назад, звук в пустом подъезде выходит гулкий. Она смотрит на свой ботинок, потом на меня:

— Может, войдем?

Я киваю. Мы оказываемся в большой прихожей, которую я мельком видел за спиной у Фредрика.

— Привет! — кричит Юлия.

— Привет, — доносится откуда-то голос Фредрика.

Юлия разувается и снимает куртку, я тоже. Голос приближается:

— Заходил тот парень, который живет в бабушкином доме, и я сказал, что…

Фредрик выходит в прихожую.

— …Ой.

Он смотрит на меня удивленно и немного смущенно. Делает что-то вроде взмаха рукой, похоже на танец.

— Ну да… — произносит он, еще раз взмахивает рукой и уходит.

«В бабушкином доме». Тогда сомнений нет: Фредрик — брат Юлии.

Она смотрит на меня, приподняв брови.

— Я заходил несколько минут назад, — поясняю я. — Когда спускался по лестнице, увидел, что ты поднимаешься на лифте.

Юлия сосредоточена, но лицо кажется таким нежным. Хочется протянуть руку и потрогать, провести пальцем по переносице, по веснушкам, по плавному изгибу бровей, а дальше палец пусть сам решает, куда двигаться.

— Пойдем ко мне, — говорит Юлия.

Обои в ее комнате темно-голубые — успокаивающего, умиротворяющего цвета: это первое, что я замечаю. У стены стоит большая кровать с высокими спинками. В другом конце комнаты — письменный стол. Большое окно выходит в парк. Форточка приоткрыта, в комнате еще чувствуется запах утреннего дождя.

— Присаживайся, — приглашает Юлия.

Единственное место, куда можно присесть, если не считать пола, — это кровать. Я сажусь на самый край, в изножье, и всем застывшим телом чувствую, что выгляжу как смущенный дурак впервые в гостях у дамы.

Юлия перекладывает какие-то книги и одежду, осторожно двигая левой рукой, а потом вдруг запрыгивает на кровать, в изголовье.

— Хочешь подушку?

Сначала я думаю, что она предлагает лечь на кровать. Но увидев, как Юлия садится, подложив подушку и облокотившись на спинку, повторяю за ней и усаживаюсь напротив.

Мы сидим в комнате Юлии, на ее кровати в окружении темно-голубых стен, повернувшись лицом друг к другу и вытянув ноги. И я уже не кажусь себе зрителем, я чувствую себя участником происходящего, это не похоже на кино, не похоже на сон. Все происходит здесь и сейчас, со мной. Мы смотрим друг на друга.

— Ты ведь еще что-то хотел сказать? — помолчав, спрашивает Юлия.

Да. И скажу я это как следует, правильно.

— Да, хотел. Хочу.

Я сижу лицом к окну, но парка мне не видно — мы слишком высоко: я вижу только верхушки деревьев и небо — голубое, ярко-голубое.