Катарина Киери - Никто не спит

— Что-то случилось?

Кажется, она так и сидела, глядя на дверь нашей квартиры.

— Ключ забыла, — отвечает она со вздохом. — А мамы дома нет.

Губы подрагивают, как будто она сдерживает растущий плач. Под носом след засохшей крови.

— А когда она вернется?

Малявка пожимает плечами.

— Не знаю, — отвечает она, чуть выпятив губы. — Может, через час.

— Хочешь к нам зайти? — спрашиваю я, глядя, как она покачивается и елозит на месте.

Малявка серьезно кивает, светлые пряди падают на лоб. Медленно встает:

— Можно в туалет сходить?

— Конечно.

Она чуть не подскакивает, вбегает в прихожую, сбрасывает ботинки и несется в туалет. У меня сжимается сердце: хорошо, что все это случилось не месяц назад, а сейчас. Видно, она долго терпела. Нелегко, наверное. Особенно если ты девчонка. Особенно если рядом только дома и дворы.

Я иду на кухню, открываю кран, гремлю посудой. Пусть не думает, что я подслушиваю. Хорошо бы все так поступали, когда бываешь в туалете в гостях. Хотя я почти не бываю в гостях.

Малявка выходит из туалета, вид у нее уже более спокойный, губы не дрожат, только взгляд немного растерянный. Смывая следы крови под носом, она чуть забрызгала куртку. Я не хочу, чтобы она стояла столбом, и оглядываюсь по сторонам, думая, чем бы ее занять. Форма с кексом, который вчера принесла Юлия, так и стоит на разделочном столе. Даже нож лежит там, где она его оставила.

— Хочешь кекса?

— Да… спасибо.

Малявка садится за обеденный стол. Она здесь — и это так естественно, так просто. Она не шумит и даже почти не двигается, она просто есть. Чувствуется в ней какая-то мудрость, что ли.

Я набираю воды, чтобы заварить себе чаю, и спрашиваю, чего хочет она.

— Молоко, если у вас есть.

Я отрезаю несколько кусков кекса ножом, который Юлия вчера достала, но так и не использовала. Потому что у меня внутри был камень, осколок гранита. Неприятное чувство напоминает о себе, встрепенувшись внутри.

— Я видела, как она шла к тебе с кексом.

— Что? — переспрашиваю я, хотя прекрасно все слышал.

— Я видела, как Юлия несла тебе кекс. Вчера.

Она смотрит мне в глаза, не отводя взгляда ни на мгновение, как и всегда. Самый четкий в мире человек. Она знает, что Юлию зовут Юлия.

Я накрываю на стол и сажусь. Светленькая малявка берет кусок кекса, с наслаждением жует и запивает молоком.

До чего же странные вещи происходят последнее время. Вчера дважды приходила Юлия, утром я шел в школу с Терес, на физкультуре забил гол, потом орал на Андреаса — исполнил «соло», как сказал Густав. А теперь за нашим столом сидит светленькая малявка. Я чувствую себя скорее зрителем, чем участником этих событий. Как будто смотрю кино или реалити-шоу о собственной жизни. Словно все это сон, в котором я вижу себя со стороны.

— Почему вы не съели кекс?

Наверное, я должен рассердиться. Странно, что этого не происходит. Наоборот, ее вопрос кажется мне совершенно нормальным. И то, что я собираюсь на него ответить, — тоже в порядке вещей.

— Потому что я недотепа, — говорю я, отпив чаю. — Поступил глупо.

Она жует кекс и чешет указательным пальцем под носом. Она не знает, что ее мама очень похожа на мою.

— Ты попросил прощения?

Нет, не попросил. Ни за вчерашнее поведение, ни за сломанный палец. Я не умею себя вести. И вовсе не горжусь этим, наоборот — мне стыдно. Я смотрю в чашку и мотаю головой.

— А попросишь?

Я делаю глубокий вдох, но не могу удержаться от смеха. Она отвечает удивленным взглядом.

— Просто… я не знаю…

Встаю, иду к раковине, наливаю холодной воды в чашку, делаю глоток и сажусь на место.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.

— Восемь, — отвечает она, моргая.

— Просто я сижу здесь с восьмилетней девочкой… То есть ничего такого, конечно, ты не думай… просто…

Вот-вот снова глупость скажу. Не знаю, как выразиться, — да и что хочу сказать, тоже толком не знаю.

— Просто ты такая… крутая, что ли.

Какое-то безумие. Как будто человек, совершенно не способный выражать чувства, пытается признаться в любви. Может быть, так оно и есть. Я снова смеюсь — на этот раз над собой. Светленькая смотрит на меня совершенно пустым, равнодушным взглядом — и правильно делает. Она мне нравится: смелая, но в то же время сердце сжимается при взгляде на нее. Как будто на ее плечах груз, слишком большой для этого маленького тельца, этих тонких пальчиков, этих светлых прядок.

Мы сидим за кухонным столом, друг напротив друга, и думаем каждый о своем. О чем думает она, понять невозможно. Мне нравится так сидеть. Малявка берет еще кусок кекса, тщательно пережевывает. Я не собираюсь рассказывать ей, что ее мама похожа на мою. Я хочу спросить о другом: