Кристине Нёстлингер - Обменный ребенок

— Я покачал головой.

— Вот видишь! — возмутилась Билли. — Даже ничего не рассказывали!

Тут из соседнего переулка появилась Ирена Тушек, подружка Сибиллы, и мы закончили разговор.

Откровенно говоря, сестра была не совсем права. Год назад папа пытался мне кое-что объяснить.

— Эвальд, хочу с тобой поговорить, — сказал он, когда мы как-то раз остались наедине. Говорил он так, будто у него заболели зубы. Я было испугался, подумал: произошло что-то ужасное с бабулей, например, или с бабушкой (бабуля — мамина мама, бабушка — папина). Или у нас нет денег даже на еду или отпуск. Или мы должны переехать в другой город. (Такое уже было много лет назад. Папе предлагали повышение. Слава богу, оно досталось его коллеге.)

Я облегченно вздохнул, когда папа наконец-то связно проговорил, что я теперь в таком возрасте, когда нужно знать о разнице между мужчиной и женщиной. Я обрадовался, что обе бабушки здоровы, мы не нищие и переезжать не надо. Но тут же заметил, что папа мнется, заикается, бормочет что-то об увлечениях и поцелуях. Тогда я его успокоил: объяснять, мол, ничего не надо, нам рассказывали об этом в школе. Но это была неправда. Нам объясняли только, что дети растут в животе и как они появляются на белый свет. И еще про семена и про оплодотворение рассказывала учительница. А вот что делают мужчины и женщины, когда хотят завести ребенка или не хотят, нам не рассказывали. Очень хотелось бы узнать и об этом, но не от папы, который метался по комнате, как лев с больным зубом, и через каждое слово вставлял: «Э-э… гм… так сказать…» Сплошное мучение. И для меня, и для него. Когда же я своей ложью положил этому конец, он подарил мне новехонькую монету. Обычно папа, вздыхая, дает мне карманные деньги по понедельникам, а если я не укладываюсь, что бывает редко, то, более удрученно вздыхая, протягивает еще пару шиллингов, не забывая — в ближайший понедельник вычесть их из традиционной суммы. Должно быть, он очень обрадовался концу нашего разговора, поэтому ни с того ни с сего дал мне монету.

Гм… Кажется, я отклонился (или лучше: уклонился?) от темы. А ведь хотел быть кратким. Возвращаюсь.

Следующую неделю я жил спокойно. Для ребят с хорошими оценками последние школьные денечки все равно что теплая ванна, нежная и усыпляющая. Особенно до обеда. Дремлешь себе, иногда просыпаешься и думаешь: зачем тут сидеть, все равно ведь не вызовут. Не лучше ли иметь таких добрых родителей, которые бы соврали, что ты болен гриппом. Насколько приятнее читать, лежа на животе в кровати, чем горбиться за столом, тайком полистывая лежащую на коленях книгу, чтобы никто не заметил, что она не имеет ни малейшего отношения к школе. Ребята в конце года этого не одобряют, так же как и учителя. Их можно понять. Когда оценка у тебя колеблется между «удовлетворительно» и «неудовлетворительно» и приходится напрягаться, а кто-то рядом читает фантастику, это действует на нервы.

А если даже сидишь прямо и серьезно глядишь на учителя, то все равно не можешь помочь какой-нибудь бедной овечке получить свою тройку. Подсказывать ведь можно только тому, кто хоть что-то знает. Шепнешь пару слов или что-то покажешь — ему и понятно, и он переползает с «хорошо» на «отлично». А кандидатам в двоечники, как это ни печально, ничем не поможешь. (Однажды на экзамене по географии я хотел подсказать Пивонке, что в Южной Америке много рудников. Ага, подумал я, графит! Это же можно показать! Поднял карандаш и стал тыкать в графит. Пивонка посмотрел на меня, заулыбался и брякнул: «В Южной Америке производят карандаши!» Класс взорвался от хохота, а Пивонка получил двойку.)

Так вот, на монотонно усыпляющей математике Лена Штолинка бросила мне записку. Ее содержание было загадочным: «Берете вы его или нет? Маме нужно знать срочно. Она вчера раз сто вам звонила, но было занято. Лена». Единственно, что не было загадкой, так это наш занятый телефон. Сибилла и ее подружка Ирена Тушек два дня как поссорились. А их третья подружка Верена Хаберл сообщала сестре, что про нее сплетничает Ирена. После чего сестра опять же по телефону рассказывала об Ирене четвертой и пятой подружкам. А уже потом позвонила сама Ирена Тушек. Она узнала от шестой подружки, что сообщила Верена моей сестре. И как возмущалась! Она этого не говорила, она ведь не интриганка! Сестре пришлось уведомлять об этом всех остальных. Так что телефон не остывал.