Святослав Сахарнов - Танк на Медвежьем болоте

— В музее. На втором этаже.

— Идемте туда.

Они стояли посреди комнаты, растерянно переглядываясь. Что произошло? Сдвинуто с места все, что лежало на полках, раскатились патроны, рассыпаны значки, на полу — несколько осколков от мин. Словно кто-то шарил по полке, задел рукой, уронил и не стал поднимать. Но самое страшное — ящик, тот самый ящик, в котором хранились отложенные про запас вещи: выдвинут на середину комнаты, крышка, которую держал загнутый гвоздь, сорвана и отброшена в сторону, содержимое разбросано по полу. Прямо под ногами кусок командирской планшетки — оторванный кожаный карман с клапаном, из него вывалился кусок пестрой, истраченной водою бумаги — часть полевой карты с размытыми очертаниями местности.

— Что же это такое, а? — спрашивала себя недоуменно, растерянно, как-то сразу потерявшая уверенность, собранность Нина. — Кому это понадобилось? Что тут искали?

Андрей и Таня — рядом, тоже ошеломленные, тоже ничего не в силах понять. Лампочка под потолком покачивалась, и от этого их тени на полу дрожали.

— Нина Михайловна, тут след! — Андрей присел в углу и провел по пыльному полу пальцем. На пальце остался песок от слабо различимого следа ботинка или сапога. — Речной песок. Он и ушел из окна туда, к реке.

— И все-таки, кто это мог быть? — Нина Михайловна с тревогой посмотрела на ребят. — И как я могла привести вас ночью сюда? Ах я дура…

— Это не наши. Наши такое не могли сделать, — сказала Таня. — Правда?

— Из другой деревни, — убежденно подхватил Андрей. — Из Замостья или из Дятлиц. Только зачем им музей?

— Простое хулиганство? — Нина рассуждала вслух сама с собой. — Шел ночью молодой парень, может быть, сам в нашей школе учился. Или заходил к друзьям. Про музей знал. Видит — в школе никого нет… Нет, дальше у меня фантазии не хватает. Не за оружием же он полез? Какое тут оружие? Этот штык?

— Ржавый штык не оружие, проще нож заточить.

Нина задумалась, а Таня, подойдя к полке, стала бережно ставить вещи на места.

— С ума можно сойти. А если это просто — вор? Обыкновенный вор. Как вы думаете, могло его что-нибудь привлечь?.. Нет, конечно. Воруют-то ценные вещи. А какие тут у нас ценности?

— Это как сказать, — Андрей задумался. — Патроны… Осколки… Их в лесу навалом… Убери руку, Танька! Что ты там шевелишь? Пуговицы… Значки… Стойте, бывают очень редкие значки!

— Правильно. Они у вас все на месте?

Обескураженный Андрей тронул пальцем кучку значков.

— Кто их знает. Мы же их не переписывали.

— И напрасно, — резко сказала Нина. — Я что вам говорила? Сделать полную опись всего, что хранится в музее. Никогда сразу не послушаетесь… Ну, пошли вниз. Андрей, возьми молоток, забьешь открытое окно гвоздем.

Опускаясь по лестнице на первый этаж и потом, стоя в вестибюле, она мучительно думала: ну откуда в деревне коллекционер значков? И почему это все началось так сразу, словно обвал с горы: приезд Виктора Петровича, вещи, найденные у танка, землянка, браконьеры, и вот, наконец, взлом музея…

Ей захотелось, чтобы Левашов вернулся как можно скорее.

Из коридора слышался стук — Андрей заколачивал молотком раму.

В лаборатории, где он работал, Александр Александрович Копейкин, для друзей — Саша, считался редким знатоком и умельцем. Если документ, поступивший в лабораторию для прочтения и выявления текста был признан безнадежным, его поручали Копейкину.

Тот начинал мудрить с объективами, пленками, освещением, многократно переснимал, проявлял, и на выцветшей серой бумаге неожиданно появлялись четкие буквы. Он колдовал над жалованной грамотой царя Федора или фрагментом монастырской летописи, проводя в лаборатории по трое суток, питаясь сушками и черным кофе, пока наконец небрежно не выносил на свет фотоотпечатки. Текст в них, словно по волшебству, был теперь ясным и понятным. Копейкину приносили древние, ветхие землистого цвета листы пергамента, испещренные одними черными точками и мазками. Увидев чудо превращения этих точек и мазков в строчки, в невидимые прежде рисунки, витиеватые буквицы, люди долго вертели фотокопии документов, не в силах вымолвить ни слова. И только потом какой-нибудь седобородый профессор, вчитавшись в восстановленный Копейкиным текст, хватался за голову или за сердце и восклицал: «Ах, боже мой, как же я не догадался, ведь это же утраченная статья из законов Мономаха!»

Да, магом и чародеем был Саша Копейкин…

Другим серьезным увлечением его были языки.