Роберт Колотухин - Наш дом стоит у моря

Мы быстренько снесли с Буздесом свое хозяйство в дот, заперли Адель и почти бегом направились вниз, в Военную гавань.

На причале в Военной гавани собрались почти все свободные от вахт моряки. Были здесь и гражданские.

Мы с Буздесом протиснулись сквозь толпу и увидели эту подводную лодку.

К причалу лодку швартовать не стали. Понтоны бережно поддерживали ее на плаву метрах в двадцати от пирса.

Вокруг лодки сновали катера. По всему было видно, что она долго пролежала на морском дне, прежде чем ее подняли на поверхность: узкое, продолговатое тело сплошь покрыто водорослями, якорей в клюзах совсем не различить — мидии густо облепили их лохматыми комьями. Водоросли плотным темно-зеленым ковром покрывали ее покатые бока, сосульками свисали с уцелевшей антенны, протянутой от боевой рубки к носу. На боевой рубке стоял номер подводной лодки: «Т-69».

Саперными лопатками матросы очистили уже рубку и теперь освобождали маленькую пушечку перед ней. Дуло у пушечки искорежено, свернулось на сторону. Матросы сбрасывали лопатками водоросли прямо в воду, и у меня еще мелькнула преглупая мысль: «Столько добра пропадает даром, из них ведь — йод…»

Катером на лодку доставили газосварочный аппарат.

— Автоген привезли, — промолвил кто-то за моей спиной. — Без автогена им люк не открыть — прикипел.

— В чем дело, ребята? В чем дело? — допытывался Буздес у матросов.

Но они хмуро отмалчивались и угощали Буздеса махоркой:

— Кури, дед… Кури…

— Вы мне баки не забивайте! — сердился Буздес. — Я сам когда-то сигнальщиком!..

Лишь в конце дня все узнали тайну, которую подняли эпроновцы со дна Черного моря.

Вот что рассказал мне Буздес.

В конце ноября сорок третьего года на траверзе Сухого лимана, неподалеку от Одессы, сели намертво на мель два больших немецких сухогруза. Сначала в вязкий грунт — головное судно, которое вел русский лоцман, за ним другой транспорт, шедший в кильватере.

Штормило. Оба судна были плотно набиты боеприпасами и сидели в воде намного ниже дозволенной марки. Очень нужны были фашистам снаряды. Вот они и набили сухогрузы «под завязку».

Пока взбешенное немецкое командование лихорадочно решало, вывозить боеприпасы на баржах или же пытаться снять сухогрузы с мели, партизаны одесских катакомб доложили обо всем по радио в штаб Черноморского флота. И в тот же день из Туапсе вышла на задание подводная лодка «Т-69».

Третьи сутки не утихал шторм. Оба сухогруза по-прежнему торчали на меляке в десяти милях от Одессы. Точно в отместку фашистам, Черное море цепко держало их корабли в своих объятиях.

Фашисты расставили вокруг обоих судов мощную охрану: миноносцы, сторожевые корабли и тральщики днем и ночью утюжили море вокруг. Сотни зениток уставились в небо с берега. И все же «Т-69» искусным маневром вышла на допустимую дистанцию и атаковала вражеские транспорты.

От взрывов начисто исчезнувших сухогрузов взлетели на воздух даже два тральщика, шарившие в это время неподалеку от них.

Но «Т-69» не удалось прорвать вражеское кольцо. И на исходе вторых суток, когда на каждого члена экипажа оставалось всего лишь по нескольку глотков кислорода, личный состав лодки во главе с командиром принял решение: всплыть и дать последний бой врагам. Решение это моряки занесли в вахтенный журнал.

«Т-69» всплыла на глазах у ошарашенных фашистов, и на флагштоке ее боевой рубки взвился вымпел: «Веду бой и не сдаюсь!»

Командовал лодкой гвардии капитан-лейтенант Назаров. Слышите, капитан-лейтенант Назаров! Иван Григорьевич…

Ночь за окном. Мы с братом — на кухне. Я едва сижу на табуретке: глаза слипаются. А Ленька все еще возится со своими брюками — гладит.

Мама на ночной смене.

— Шел бы лучше спать, Санька, — недовольно ворчит Ленька, снимая утюг с примуса. — Торчишь здесь…

Но я не обращаю на эти его слова никакого внимания. Да и сам Ленька через минуту забывает о них.

— Нет, ты понимаешь, Санька, — говорил он мне, — механизмы они перед всплытием смазали. Густо. Знали, что когда-нибудь их все равно поднимут. Ты понимаешь?!

— Понимаю, Лёнь…

Набрав в рот воды, Ленька раздувает щеки, фыркает на брюки и снова принимается гладить. Завтра у всех моряков в Одессе форма одежды парадная, номер один.

Ленька знает морские законы и тоже готовится к завтрашнему дню. Вернее, к сегодняшнему — ведь за окнами уже давно ночь.

В полдень три «студебеккера», в кузовах которых стояли шеренгами вдоль бортов суровые матросы с автоматами на груди, в парадной форме, медленно вывели три лафета, один за другим, из Военной гавани на Приморскую улицу.