Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра

— Лифчик, жми! Лифчик, бей!.. Ура!!

Тетя Соня, вдохновившись, вскрикнула это ура во весь голос. Потом, смутившись, примолкла.

— Вы, значит, тоже были там? И кричали? — улыбнулась мама.

— О-о… я в том сентябре не пропускала ни одной игры. Конечно, Лифчик не обращал на меня внимания. Он тогда начал учиться уже в четвертом классе, а я только в третьем, но я тайно обмирала о нем. Как принцесса о прекрасном рыцаре. И осторожно расспрашивала о Лифчике брата Борю, который учился с ним в одном классе. Боря был рослый, большой, а Лифчик невысокий, тоненький, но они были приятели. И от Бори я узнала, что настоящее прозвище этого мальчика не Лифчик, а Ливчик, с буквой «вэ» в середине. Дело было, оказывается не в синем горошистом лифчике, а в фамилии. Фамилия его была Ли-в-шиц. Понимаете, да? Наша, и значит, Борина Лифшиц, с буквой «эф», а его с «вэ». И он всегда отчаянно требовал, чтобы их не путали, даже спорил с учителями. И так этим всех допек, что и стал в классе называться Ливчиком… ЛиВчик… И что здесь особенного? Это вполне могло быть уменьшительным именем от большого «Ливий». Между прочим, Тимура в фильме, который я в детстве очень любила, играл мальчик Ливий Щипачов, потом он стал художником…

— А как его звали по-настоящему? — спросила мама. — Вы так и не узнали?

— Ну как я могла не узнать, когда его бабушка приходила каждый вечер на край пустыря и кричала, перебивая болельщиков:

«Фима, иди уже домой, я тебе сказала! Иди, бо я не знаю, что я с тобой сейчас сделаю! Мама и папа уже пришли, пора ужинать! Фима! Иди или я… Фима, я тебя отшлепаю!»

Она это так забавно изобразила, будто сама была Фиминой бабушкой. Мы с мамой расхохотались. И вспомнили, конечно, как тетя Соня тем же тоном укрощает внука Мишеньку. Она тоже посмеялась с нами.

— И вы думаете, это были пустые слова? Так и нет! Один раз она в самом деле отшлепала его при всем честном народе. Ухватила за лямки и взгрела так, что от штанов летела пыль, как от старого матраса, который выколачивают на дворе плетеной хлопалкой! И знаете за что? Он сделал себе та-ту-и-ровку! Как отпетый хулиган, из тех, что вечерами толклись в беседке на берегу Березины, у лестницы, ведущей к водной станции! Этого бедная Рива Моисеевна выдержать не смогла… Фима, конечно, не пикнул. Вырвался и гордо ушел. А потом показывал татуировку всем, кто просил. И мне показал, когда я робко подошла.

— А какая татуировка? — Спросила я. — Небось якорь?

— А вот и нет! Здесь, у большого пальца, старшие мальчишки по его просьбе выкололи ему букву «эл». Похожую на римскую цифру «пять». Поднимешь руку — и она правда как «эл», что означало, видимо, «Ливчик». А если опустишь, она как латинская буква «вэ», и что это такое, я даже не понимаю… Помню, что Боря сильно завидовал Ливчику и даже хотел сделать себе похожую татуировку, но папа пообещал ему такую взбучку, что Боря не стал… Надо сказать, они с Ливчиком не были очень уж большими друзьями, просто дворовые приятели, но все же Боря один раз повел себя, как самый верный друг, он даже рисковал головой… Вы спросите, как? Все из-за того же футбола. Я помню, это было уже в октябре, но еще стояло тепло и даже доцветали ромашки… Мяч пнули так, что он улетел на высокую поленницу, которая была сложена у забора. Один мальчик полез за мячом, но поленница вдруг начала рассыпаться, березовые кругляки покатились вниз. Мальчик уцепился за доски забора, не пострадал. Но вся эта махина стала сыпаться прямо на Ливчика, который стоял рядом. Вы скажете, почему он не слышал? Я сама не понимаю! Когда я смотрела, мне казалось, что все происходит бесшумно, как в кино, где не стало звука. Все будто застыли. А я наконец закричала… Это я долго рассказываю, а все было в две секунды. Боря бросился, толкнул Ливчика изо всех сил, тот улетел в засохшие лопухи. Ни одно бревно его не задело, а то ведь мог быть сломанный позвоночник или… совсем… Борю дрова тоже не задели, но он запнулся, полетел вперед и руками попал на битые кирпичи. Вы представляете, ладони он содрал совершенно до крови, они были как голое мясо. Сперва он боли, наверно, не почувствовал, просмотрел, храбро так пожал плечами и промокнул ладони о побеленную штукатурку на кирпичном сарае, что стоял рядом… Уже после начались крики, промывание, бинтование. Этим занялась бабушка Ливчика, которая оказалась тут как тут. И все повторяла Ливчику:

«Вот видишь, до чего ты доигрался! Я говорила!» Хотя Ливчик тут был совершенно не виноват… А отпечатки Бориных ладоней потом темнели на сарае до весны, я боялась на них смотреть…