Юрий Яковлев - Позавчера была война

«Да не Бурлак он!» — закричал приземистый с рассеченной бровью.

«Молчать!»

Уж очень им хотелось, чтобы на скамье подсудимых сидело пять человек — пять членов комитета. Эта кругленькая цифра манила фашистов. Она нужна была им для донесений, для повышения по службе, для авторитета.

Подсудимые сидели на длинной узкой скамье: четверо взрослых и один юноша, лосенок. Лицо его было удивительно спокойным, словно он не понимал, что ждет его за порогом этого неуютного, холодного помещения. Члены трибунала переговаривались между собой и не обращали внимания на этих русских, потому что уже списали их со счета живых людей.

«Зачем ты это сделал, Гриша? Видишь, как дело-то обернулось», — с горечью сказал человек с рассеченной бровью.

«Так надо», — отозвался ваш двойник.

«Надо-то, надо. Но мы свое пожили, а ты молодой…»

«Кто-то должен… чтобы остальные жили», — тихо сказал Гриша.

Когда членов подпольного комитета повели на расстрел, приземистый замедлил шаг и жестом подозвал переводчика.

«Послушай, — сказал он глухо, — если у тебя сохранилась хоть капля совести и тебя не убьют ни хозяева, ни наши, расскажи людям, что этого парня, добровольца, звали Гришей Мезиным. Пусть помнят Гришу!»

Переводчик кивнул и отвел глаза.

А вы не знали Гришу Мезина? Не припоминаете. Он вас тоже, наверное, не знал… Откуда «23 апреля» и «село Колограды»? Так ведь до войны вас избирали в городской Совет. Наверное, Гриша голосовал за вас.

Их расстреляли на исходе дня. И Гришу тоже. И в ту же ночь в городе произошло три взрыва: взлетела в воздух электростанция, вспыхнул эшелон со снарядами, рухнула на землю водонапорная башня. Это был салют погибшим товарищам и Грише. Да что вам об этом рассказывать, когда это было делом ваших рук.

Откуда мне известны подробности? Я был переводчиком у немцев… Нет, Николай Федорович, не по своей воле, по заданию командования… Теперь, оглядываясь на те годы, я думаю, что у каждого из нас был свой безымянный Гриша, который на смертном рубеже оказался впереди… Кто-то должен… чтобы остальные жили… Но как после этого нужно жить!

Жаль, что судьба поздно свела нас с вами и вы ничего не знали о Грише. Теперь вы все знаете. Помните Гришу!

…И был такой чудак, который пошел на войну со своим будильником. Положил его в вещевой мешок вместе со всем солдатским хозяйством. Он шагал, а будильник постукивал за спиной. И шагать было веселее.

Я слышал об этом чудаке и втайне завидовал ему. Свой маленький серый будильник я оставил дома.

Всю жизнь будильник был моим врагом. Каждое утро бесцеремонно врывался в самые сладкие сны. Он был настойчив и педантичен. Стучал дробным отбойным молоточком, пока не разрушал сон. Я просыпался, хмуро смотрел на него, и ко мне подступало желание схватить его и швырнуть об пол. Мне казалось, он насмехается надо мной… И я мечтал о таком времени, когда его не будет рядом. И я смогу спать сколько захочется.

Иногда я испытывал его: лежал с закрытыми глазами — притворялся спящим — и ждал, когда он умолкнет. Но упрямец звонил до тех пор, пока я не выходил из себя, вскакивал и закрывал его ладоныо. Вероятно, ему тоже было нелегко со мной. То я его ругал, что он идет слишком медленно, — когда я ждал свидания, то корил за спешку — когда ждало дело. Я регулярно устраивал ему проверку по третьему сигналу радио. Мне втайне хотелось, чтобы он отстал или забежал вперед. Но он всегда был точен, маленький серый будильник.

В первый день войны мне вдруг стало жалко его. Меня охватило незнакомое щемящее чувство — я покидал дом. Может быть, навсегда. И от этого чувства все, что меня окружало, увеличилось в своем значении — я почувствовал прилив необъяснимой любви к самым обыденным вещам. И к маленькому будильнику. Он представился мне одушевленным существом. Серым зверьком, который завелся в доме, как заводятся птицы, рыбы, котята. Может быть, ему будет плохо без меня. Забудут завести. Не отнесут вовремя в починку.

Тогда-то мне пришла мысль взять его с собой. Но… серый будильник нельзя было оторвать от дома, он пустил корни и жил только в сочетании со множеством предметов.

В первый день войны было воскресенье, но мой будильник зазвонил. До сих пор ума не приложу, почему он зазвонил. Ведь я никогда не заводил его под воскресенье. Значит, стоял он бессонный, как часовой, и сыграл мне сигнал тревоги. А я обругал его: зачем звонит в воскресенье? Он был серьезным и верным. Я жалел его, уходя на войну.