Гюнтер Гёрлих - Пропавший компас

На одной остановке он заметил большой щит. На нем были нарисованы огромные львы и тигры с разинутой пастью. «Посетите зоопарк!»

Мальчика внезапно осенила счастливая мысль, и он подтолкнул Марину локтем.

— Гляди, какая афиша! А стоит ли вообще туда ходить?

Марина искоса взглянула на него.

— Ты же был там в прошлом году.

— Да, конечно… Помню, бродили мы там несколько часов… Одни лужайки, да деревья, да два-три верблюда.

Марина обернулась к Андре.

— Два-три верблюда! Совести у тебя нет! Наш зоопарк славится на всю Европу! Да что там Европа — на весь мир!

Андре спокойно сказал:

— Я же просто так спросил. Я ведь нездешний.

— Зато я здешняя, — обиженно возразила Марина. — Включил бы в воскресенье утром приемник: в это время директор зоопарка всегда рассказывает про зверей.

— Слышал я твоего директора. Он добрых полчаса распространялся про каких-то австралийских кур.

Тут Марина рассердилась не на шутку:

— А вот я слышала, как он про ослов рассказывал, редкостных ослов!.. Ну и что? Чем тебя не устраивают куры? Или, по-твоему, животное обязательно должно быть размером со слона?

Трамвай уже отъехал от остановки, и афиша с рычащими львами и тиграми исчезла из виду. Андре понял, что теперь самое время направить разговор в нужное русло.

— Куры — тоже животные, — согласился он. — Вообще-то тебе, конечно, лучше знать, есть ли что стоящее в зоопарке.

И вот наконец прозвучали слова, которых он так ждал:

— Хочешь, пойдем в зоопарк?

— А успеем? — осторожно усомнился Андре.

— Почему бы и нет?

— Сама знаешь.

— Ах, ты вот о чем! Неужели мы не выкроим каких-нибудь два часа! На той неделе и пойдем. Договорились?

— Ладно, — сказал Андре.

Это была победа. Еще можно, пожалуй, выиграть пари. Перочинному ножику уже ничто не угрожает. А за тюбетейкой вроде достаточно протянуть руку. В ту минуту Андре был склонен считать себя умней Марины. Разве не ловко он ее перехитрил? А все потому, что знал, как вывести ее из себя.

Об одном только забыл Андре: Марина ничего не знала о его споре с Хуго. Она и не подозревала, что ее подпись на какой-то открытке решит судьбу перочинного ножика и тюбетейки. Занятый своими мыслями, Андре все же услышал, как бабушка сказала:

— Пора выходить!

Посреди города был зеленый остров. Могучие деревья отбрасывали густую тень, манили изумрудные лужайки. Бабушка стала медленно подниматься по одной из тропинок: зеленый остров в центре города раскинулся на холме.

Обычно бабушка ходила куда проворнее. Но сейчас она шла медленно-медленно, может, потому, что где-то совсем близко была могила матроса Вильгельма Бухгольца.

— Где мы? — спросил Андре.

— Во Фридрихсхайне, конечно, — удивленно ответила Марина.

— Откуда мне знать?

— Верно, Андре, извини.

Бабушка ускорила шаг. Андре вдруг увидел матроса с ружьем в руках. Эта фигура из темной бронзы застыла, словно страж, у входа на кладбище. Отворив низкие ворота, бабушка направилась к ряду могил неподалеку от входа.

Андре огляделся вокруг. Деревья осеняли кресты и могильные плиты. На железных крестах была ржавчина.

— Это кладбище мартовских бойцов [3] В парке Фридрихсхайн похоронены немецкие революционеры, павшие во время баррикадных боев в марте 1848 года в Берлине. — сказала Марина.

Андре вспомнил, что он читал о революции, которая была здесь в Берлине больше ста лет назад.

Бабушка заговорила, часто дыша, — наверно, ее утомил подъем:

— Берлинцы сложили тогда тела павших прямо перед дворцом. Королю пришлось выйти и поклониться им. Представляете — королю! По тем временам это было невероятно. Мне про это еще моя бабушка рассказывала. Его величество король вынужден был поклониться народу!

— На здешнем кладбище лежат жертвы мартовских событий, сто шестьдесят восемь человек, — добавила Марина. — И еще девять красных матросов.

У одной из могил бабушка остановилась. Наклонившись, она стряхнула с могильной плиты ветки и листья, наметенные ветром.

Андре прочитал на плите имя Вильгельма Бухгольца. Вот где, значит, его могила! Спору нет, могила необычная.

Вынув из сумки букет летних цветов, бабушка положила его на серый могильный камень. Цветы заиграли переливом красок. Бабушка выпрямилась и, обратившись к Андре, продолжала:

— Думаешь, я довольна была, когда моего Вильгельма решили похоронить здесь, на холме? Мне хотелось, чтобы он был поближе к нам, на старом кладбище, где покоится моя мать. Но потом, знаешь, я все же смирилась с этим. Правильно, конечно, что могила Вильгельма здесь. Люди не должны забывать ни его самого, ни того, что он сделал. Он мечтал о победе народа, за это он боролся, за это отдал свою жизнь. Никогда, Андре, я не забуду тот день, когда его перенесли сюда. Стоял сильный мороз, валил снег — весь город был в снегу, словно в погребальном саване. Но людей было здесь, людей… тьма! Тысячи и тысячи пришли сюда. Ни слова не было слышно, только скрип шагов по снегу. Такого, Андре, век не забудешь. Только вот будь у тех, кто пришел на его похороны, в свое время ружья!.. Тогда бы, наверное, не погиб мой Вильгельм. И другие красные матросы тоже…