Илья Туричин - Закон тридцатого. Люська

Во втором, более скромном зале оказался свободным угловой столик, Оленька и Виктор уселись с облегчением, только Люся была недовольна. В первом зале ей нравилось больше, и вообще сидеть в углу, где тебя мало кто видит, не так интересно.

Костя вежливо, но развязно попросил у сидевших за соседним столиком меню. Спросил:

— Что будем пить?

— Кофе, — решительно сказал Виктор и посмотрел на Оленьку.

— А покрепче?

— Коньяк, — сказала Люся.

Оленька покачала головой:

— Я только кофе.

— Каждый умирает в одиночку, — засмеялся Костя. — Предлагаю заправиться омлетом и кофе по-турецки с «поленом». Здесь довольно приличное «полено». Раз уж у нас такой вегетарианский день. На зависть Льву Николаевичу Толстому. — Он снова засмеялся.

Подошла официантка.

— Значит, так, — сказал Костя, рассматривая зачем-то меню, хотя все было уже решено. — Бутылочку коньячку, четыре турецких, четыре «полена», четыре омлета. С сыром? — спросил он Оленьку.

Она не ответила.

— С сыром, — сказал Костя.

— И шоколад, — капризно протянула Люся.

— И шоколад, — кивнул Костя. — И минеральной. Пока все.

Официантка ушла. Костя вытянул под столом ноги, откинулся на спинку стула, оглядел всех.

— И как вам картинка?

— Поначалу сильные кадры, — сказал Виктор. — Когда коров подымают. И старик играет на дудке.

— Да-а… Мощь!.. Страшно, что это правда, и мы ее видим впервые. В кино.

— Председатель мне не понравился, — сказала Оленька. — Неврастеник какой-то. Кричит. Дерется.

— Псих, — согласилась Люся.

— Нельзя людей силой гнать в счастливую жизнь, плеткой, — нахмурилась Оленька. — Потому и в новую деревню, что они построили, не веришь.

— Вообще я бы кончил картину на том месте, где солдаты хлеб вывозят, — сказал Виктор. — Уж говорить правду, так до конца. Без розового сиропа. И способ стать счастливым, который в картине предлагают, несимпатичный. Верно, что из-под плетки.

— Да-да, — согласился Костя. — Картинка с одной стороны «ах», а с другой «ох».

— Вообще лучше бы снимали кино про любовь, — сказала Люся.

— Кому о чем, — улыбнулся Костя. — Лично я предпочитаю шпионов и спорт. Ты на городские попал? — обратился он к Виктору.

Виктор понял, что он имеет в виду конькобежные соревнования.

— Попал.

— Значит, мы — соперники. У нас в техникуме сильная команда, — удовлетворенно кивнул Костя.

— Костик вас победит, — уверенно сказала Люся.

Виктор посмотрел на Оленьку, которая водила тупым концом вилки по столу, выписывая какие-то фигуры.

— Поживем — увидим.

— Он здорово бегает, — сказал Костя.

— Все равно ты победишь, — упрямо повторила Люся.

Костя улыбнулся и потрепал ее по щеке.

— И более знаменитые пророки ошибались.

Оленька мельком глянула на них. Ей не понравилось, что Костя при всех потрепал Люсю по щеке. И тут же она подумала, что было бы, если бы Виктор сейчас вот взял и потрепал по щеке ее. Нет, это невозможно! Виктор так не поступит.

Официантка принесла графин с коньяком, шоколад и воду.

Костя стал разливать коньяк в маленькие рюмочки. Оленька закрыла свою ладошкой.

— Каплю, — сказал Костя. — Чисто символически. И потом, коньяк с кофе можно даже младенцам.

— Младенцам нельзя пить кофе, — ответила Оленька, но ладошку от рюмки отвела.

— А откуда ты знаешь? — спросила Люся. — У тебя есть младенец?

Оленька посмотрела на нее широко открытыми глазами и вдруг расхохоталась.

— Ты на нее не обижайся, — сказал Костя. — Она — дитя природы. Она и не такое может выдать. Пригубим под шоколад. — Он разломал плитку прямо с бумажкой, бросил на тарелочку. Поднял рюмку.

Виктор поднял свою небрежно, будто изо дня в день только то и делал, что подымал рюмки.

Оленька поплескала коньяк на донышке. Потом неожиданно поднесла к носу, понюхала.

— А говорили, что пахнет клопами.

Костя засмеялся.

— Все зависит от точки зрения и жизненного опыта. Новые запахи ассоциируются со старыми.

Люся вылила содержимое рюмки в рот и блаженно сморщилась. Костя прополоскал коньяком зубы. Виктор глотнул и поперхнулся, с трудом сдержал кашель. Коньяк ожег гортань. Оленька капнула на язык. Капля была жаркой и не противной. Оленька допила остаток.

Костя подмигнул всем: мол, жизнь!

Официантка принесла омлеты. Их съели молча.

Потом пили кофе, черный, горький, с гущей, словно перетертой в ступе.