Виктор Кава - Трое и весна

А в парке… Ну думал я, какой сюрприз ожидает меня в этот чудесный, свежий, пахучий вечер!

Дорожка чёрная, по сторонам её густые деревья склонились, спрятали её от луны.

Но хлопцы включили динамки. Носятся, кромсая тонкими лучами темноту, соревнуются, у кого сильнее бьёт фара.

А чем мне соревноваться? Правда, я сгоряча выхватил фонарик. Держу его в одной руке, второй с горем пополам правлю.

Пока не зацепился о коварно торчащий корень и не шмякнулся в холодную мокрую траву. А потом пришлось перепахать эту траву коленями в новых брюках, разыскивая фонарик.

Мой праздник был напрочь испорчен. И я, опустив голову, медленно двинулся домой.

И тут в парке как раз заиграл духовой оркестр. Он играет всего лишь один день в неделю, по воскресным дням, зато так здорово, что всему селу слышно. И все ринулись к немного подсохшей танцевальной площадке.

«Где бы достать фару?» — вертелся я на лавке. Даже мать забеспокоилась, неслышно встала, пощупала мой лоб рукою. «Уж не простудился ли наш хлопчик под дождём?» — услышал я её взволнованный шёпот.

О, это было бы полбеды! Простудился — отлежался бы. А вот как достать фару? Сама она не придёт.

И я пошёл за фарой.

Моя мать часто говорит: «До того с вами голову заморочишь, что к колодцу с корзиной побежишь». Наверное, сама придумала, из собственного опыта взяла эту присказку. И метко.

Разве бы я пошёл, к примеру, в другое, более или менее спокойное время к Андрею Козлёнко просить фару?.. Нет, он не жадина. Просто фара есть фара. Как с ней расстанешься? Даже если и потерялась динамка.

Андрей терпеливо выслушал мои пылкие заверения, что ему, мол, фара ни к чему, что на его велосипеде она только глаза мозолит, что, наконец, его фара без динамки торчит на руле, как стоп-сигнал на зайце…

И тут, при упоминании о зайце и стоп-сигнале, Андрей нахмурился. Брови его сурово сошлись на переносице.

Пришлось поскорее вскочить на свой бесфарный велосипед и помчаться куда глаза глядят от Андрея…

Склонившись на плетень, я грустно смотрел во двор нашего соседа — шофёра Петра Ковальчука. Не на машину, а так просто. И в моей голове почему-то вертелась несуразная мысль: «Вот бы мне такую фару, как у «газона». До поворота улицы, а может, и до конторы колхоза добила бы…»

Фары «газона» искрились под солнцем, щедро разбрызгивая горячие блёстки, долго мешали мне, не давали заметить другую фару, поменьше. Эта фара, запрокинутая зачем-то вверх, держалась на руле прислонённого к крыльцу велосипеда дядьки Петра. Минуту я с надеждой смотрел на неё, а потом принялся осторожно ощупывать глазами переднюю и заднюю вилки велосипеда.

«Нету, — выдохнул наконец я с облегчением, — нету динамки!..»

Но тут наперехват этой радостной мысли кинулась другая, ироничная, и удержала меня на месте.

«Погоди, так он тебе и отдаст! Вспомни, как в прошлом году…»

В прошлом году было… не забудешь.

Дядька Петро возил зерно из соседнего села Гурбинцы на элеватор. Близко, каких-нибудь двадцать километров. Так нет же, сколько я ни просил, сколько ни умолял — ни разу не взял в рейс. И пусть бы причина была серьёзной, а то: «Мал ещё! А на дороге выбоины, мостик на честном слове держится. Вон Иванко Маркоцупов выпал из кузова — чуть не разбился насмерть…» Разве ж я Иванко-раззява?

После этого я с ним не здороваюсь. Конечно, не прохожу молча мимо дядьки Петра, а как увижу — обхожу стороной. Вот и не надо здороваться…

Дядька Петро, мурлыча себе песенку под нос, выглянул из сеней, и я быстро присел за плетень. А он, осмотревшись, зачем-то прошёл к цветнику. Нагнулся, громко понюхал. Потом что-то поискал руками, выбросил стебельки бурьяна.

«Вот так так, — растерялся я. — Как женщина… цветы пропалывает…»

А когда дядько Петро поднялся и я увидел его красное нахмуренное лицо, понял, что рассчитывать не на что. И побрёл домой, сердито приминая рвущийся из земли спорыш.

До обеда сердился на шофера и после обеда. А под вечер меня снова потянуло к плетню.

Что дядька Петро здесь, мне поведали его ноги. Они выглядывали из-под кабины и подробно рассказывали, что там делает шофёр. Вот он что-то откручивает, напрягаясь, — и ноги неспокойно задвигались, упёрлись каблуками в землю, словно хотели помочь рукам. А сейчас дядька что-то ставит на место медленно, осторожно — и ноги замерли, чтоб не помешать неловким движением… Однако то «что-то» не стало на место — и ноги досадливо засуетились…